Шабашка

Бабкин Михаил Александрович

– Вот, йест! – Штейдер повернулся к Жоре, семеня подбежал к нему: в руках профессор держал небольшой стеклянный шар матового цвета.

– Подержи, – искательно попросил немец, – не больно будет. Нихт.

Жора пожал плечами, взял шар и мельком заглянул в раскрытые ладони профессора. Дойчмарок у того в руках не было. Обидно.

Шар был похож на маленький плафон из тех, что дежурно светят в подъездах и которые так любят расстреливать из рогаток мальчишки. Малявин равнодушно покатал плафон в своих ладонях и неожиданно почувствовал тепло, идущее из

него. Жора уставился на шар. Внутри матовой безделушки разгорелся неяркий свет, словно там зажгли свечку.

– Йа! Йа! – одобрительно закричал Штейдер, хлопая себя руками по махровому пузу:

– Свет! Ви видит – свет! Колоссаль.

– Фокусник чокнутый, – сантехник сунул шар профессору, – гони что обещал, да я пойду. Меня кореша ждут, вино – дринк, дринк, – Жора наглядно пощелкал себя по горлу.

Профессор не глядя положил шар на стол в бумаги, расстроено упал в кресло напротив, помолчал немного.

– Ви пьяниц. Какой жалость, – вздохнул погодя Штейдер. – Чисто русский вариант: как талант, так и пьяниц.

– Какой талант? – очень даже заинтересовался Жора. Пьяницу он пропустил мимо ушей, не так еще обзывали. Ну пьянь, ну и что. Работа такая, вредная. А талант… Это хорошо. Это деньгами пахнет, ежели со знанием использовать. Вот только какой у него талант? Весьма интересно. Весьма.

Штейдер закурил и, путаясь в падежах, рассказал Малявину странную историю. Оказывается, он, профессор Штейдер, потомственный маг, очень сильный «подпольный» колдун. В Россию он, собственно, приехал ради любопытства, заодно и на симпозиум по парапсихологии (последнего слова Жора не понял), куда уже опоздал из-за поломки. Но это ерунда, потому как случайно найти самородного и очень сильного мага – редчайший случай. А Малявин и есть маг. Колдун-сантехник.

Жоре очень понравилась речь. Он даже как-то и ростом сразу стал выше и живот попытался выкатить, как у Штейдера, но не получилось.

– Только маг видеть мой реальный квартир, – доверительно сообщил профессор, обводя рукой вокруг себя, – я все свое носить с собой. Привык комфорт, так. Только маг зажигать пробный шар, так. Ви – русский колдун. Р-распутин!

– Ты это брось, – сразу обиделся Малявин, – вино пью, есть такой грех. А жене не изменяю. Почти.

– Наин, – замахал руками профессор, – это не так, не в тот смысле. Ви – чародей. Необученный, но очень сильный. Ви иметь магический потенц. И вот – пьешь водка! Зашем? – он укоризненно поглядел сквозь стеклышки на Жору.

Малявин заскучал. Дойчмарками пока не пахло, а остального он толком не понял. Странно это все звучало, страшновато. Безумно. Вспомнились вдруг разные самодельные колдуны, что одно время крепко дурили народ со сцен и телеэкранов. Тьфу!

– Ви не понимайт, – запальчиво продолжал профессор, сердито тыча сигаретой перед собой, – все ваш телеколдун, что вы думайт, – эстрада. Фокус! А ви – настоящий, одаренный маг. Человек с большой буква. Натюрлих. Нужны деньги? Тьфу. Женщины? Тьфу, тьфу. Сколь надо! Вот слава – нет. Настоящий маг – нет слава, телевизор. Ви – «подпольный». Тайный.

Но очень нужный многим. Ви должен вступить в наш орден. И к нам, из ваша странный страна, шнелль. Соглашайсь немедленно! Уеду. Ведь.

– Э… э… – просипел замороченный Жора, – их бин не хотит. А пока за работу, плиз.

Штейдер раздраженно всплеснул руками, сплюнул со злости и сунул Малявину в руку зеленую купюру. С двумя нуликами.

– Думкопф, – почти ласково говорил профессор, выпихивая Жору из номера, – идиот, русский бестолоч. Иди, водка пей!

– Но-но, – вяло огрызался Жора, поскольку чувствовал себя сейчас несколько странно, – ты русских не трогай! Мы вас в сорок пятом…

Тошно было Малявину, но непонятно отчего – то ли продешевил он, то ли вином отравился. Непонятно.

Малявин медленно спустился в подвал, в столярку, деревянно прошагал к драной табуретке, осел на нее. Ассенизатор Хромов разведенными в разные стороны глазами поглядел мимо него.

– Мар-р-р-ки? – попугаичьи выдавил он из себя.

– Еще по сто! – крикнул Петушков, на четвереньках выбираясь из-под верстака и снова обморочно падая назад. – Портвейн! Три семерки! Незабвенная! С телефоном!

Жора разжал кулак, неспешно расправил перед глазами купюру. Сто долларов.

– Ого, – сказал Хромов, – пьем, пьем. Что фриц?

Малявин осоловело перевел на него взгляд, налил в стакан вино, выпил.

– Фриц, – хрипло произнес Жора, – он и есть фриц. У него портрет Гитлера во всю стену. И форма эсэсовская. Пулемет на кровати. Бритоголовый. Он, гад, приехал к нам диверсии устраивать. С крана и начал.

– Вербовал? – невнятно и деловито спросил Хромов.

– Вербовал, – согласился Жора и еще раз выпил, – но я…

– Дорогая! – заорал Петушков и опять уснул, сунув морду в еловые стружки.

– Хромов, – тихо сказал Малявин, уставившись взглядом в пол, – ты веришь, что я – человек с большой буквы? Чародей?

– Точно, – сразу согласился ассенизатор, – экце хомо. Се – человек. Сто баксов наколдовал. Умница. Пошел на хрен, – и тоже уснул.

Жора сложил руки на коленях, подумал минут десять в этой школьной позе. После с трудом переоделся. Тяжело хватаясь за перила, поднялся на четвертый этаж, сунулся в запертый четыреста пятый.

– Куда, Малявин? – заорала грымза Капустина, выныривая из-за коридорного угла, – претензий нет. Кран в порядке. Молодец.

– Клавка, где немец? – шепотом спросил Жора. – Где он?

Капустина уперлась твердым пальцем в его грудь, толкнула Малявина к лестнице.

– В аэропорт уехал твой немец. Злой был страсть, все тебя поминал. Я и кран проверила, думала, из-за него лается.

– Клавка, нужен он мне, нужен…

– Нажрался, так и ступай в свою конуру, – грымза развернула Малявина лицом к лестнице, подтолкнула коленом:

– Пшел!

И Жора пошел…

Говорят, видели его после в фойе аэропорта, где он дрался с таможенником. И еще говорят, что уехал он странным образом в Германию и теперь вовсе не пьет. Большим человеком стал!