Шабоно. Истинное приключение в магической глуши южноамериканских джунглей
Шрифт:
Я беспокойно завертелась в гамаке. Нет, у меня не было ни малейшего намерения отправляться в джунгли со старухой, которую я считала немного сумасшедшей, и индейцем, которого никогда в жизни не видела. И все же в этом переходе через джунгли был такой соблазн. Я без труда могла бы устроить себе небольшой отпуск. Никакие сроки меня не поджимали, никто меня не ждал. Друзьям я могла бы оставить письмо с объяснением своего внезапного решения. Да их это и не особенно встревожит. Чем больше я об этом думала, тем сильнее меня интриговала эта затея. Отец Кориолано, разумеется, снабдит
Я выбралась из гамака и посмотрела на спящую тщедушную старуху. Словно почувствовав мой взгляд, ее веки затрепетали, губы зашевелились:
– Я не умру здесь, а умру среди моего народа. Мое тело сожгут, а мой пепел останется с ними.
Глаза ее медленно раскрылись; они были тусклы, затуманены сном и ничего не выражали, но в ее голосе я уловила глубокую печаль. Я прикоснулась к ее впалым щекам. Она улыбнулась мне, но мысли ее были где-то далеко.
Я проснулась, ощутив на себе чей-то взгляд. Анхелика сказала, что ждала, пока я проснусь. Она жестом пригласила меня взглянуть на лубяной коробок величиной с дамскую сумочку, стоявший рядом с ней. Она подняла плотно пригнанную крышку и с большим удовольствием принялась показывать мне каждый предмет, всякий раз взрываясь бурей радостных и удивленных восклицаний, словно видела их впервые в жизни. Там было зеркальце, гребешок, бусы из искусственного жемчуга, несколько пустых баночек из-под крема «Пондс», губная помада, пара ржавых ножниц, вылинявшая блузка и юбка.
– А это что, по-твоему, такое? – спросила она, пряча что-то за спиной.
Я созналась в своем невежестве, и она рассмеялась:
– Это моя книжка для письма. – Она открыла блокнот с пожелтевшими от времени страницами. На каждой странице виднелись ряды корявых букв. – Смотри. – Достав из коробка карандашный огрызок, она стала выводить печатными буквами свое имя. – Я научилась этому в другой миссии. Намного большей, чем эта. Там еще была школа. Это было много лет назад, но я не забыла, чему там научилась. – Она снова и снова писала свое имя на поблекших страницах. – Тебе нравится?
– Очень. – Я зачарованно смотрела, как эта старая женщина сидит на корточках, сильно наклонясь вперед и почти касаясь головой лежащего на земляном полу блокнота. Умудряясь сохранять равновесие в такой позе, она продолжала старательно выписывать буквы своего имени. Внезапно закрыв блокнот, она выпрямилась.
– Я побывала в городе, – сказала она, глядя куда-то в окно. – В городе полно людей и все на одно лицо. Сначала мне это нравилось, но потом я быстро устала. Слишком за многим надо было уследить. Да еще столько шума. Говорили не только люди, но и вещи.
Она помолчала, нахмурившись и изо всех сил стараясь сосредоточиться; все морщины на ее лице обрисовались резче. Наконец она сказала:
– Город мне совсем не понравился.
Я спросила, в каком городе она была и в какой миссии выучилась писать свое имя. Она посмотрела на меня так, словно не расслышала
– Я не отправлюсь на небеса отца Кориолано.
– Ты всерьез собираешься идти к своему народу? – спросила я. – А ты не думаешь, что двум женщинам опасно отправляться в лес? Ты хоть знаешь дорогу?
– Конечно, знаю, – сказала она, резко выходя из состояния, близкого к трансу. – Старухе бояться нечего.
– Но я-то не старуха.
Она погладила меня по волосам.
– Ты не старуха, но у тебя волосы цвета пальмовых волокон и глаза цвета неба. Ты тоже будешь в безопасности.
– Я уверена, что мы заблудимся, – тихо сказала я. – Ты даже не помнишь, как давно ты в последний раз видела свой народ. Ты сама мне говорила, что они все дальше уходят в лес.
– С нами идет Милагрос, – убежденно заявила Анхелика. – Он хорошо знает лес. Он знает обо всех людях, какие живут в джунглях. – Анхелика начала укладывать свои пожитки в лубяной коробок. – Пойду-ка я поищу его, чтобы мы смогли тронуться в путь как можно скорее. Тебе надо будет дать ему что-нибудь.
– У меня нет ничего такого, что ему бы хотелось, – сказала я. – Может, я договорюсь с друзьями, чтобы они оставили привезенные с собой мачете в миссии для Милагроса.
– Отдай ему свой фотоаппарат, – предложила Анхелика. – Я знаю, что он хочет иметь фотоаппарат не меньше, чем еще одно мачете.
– А он знает, как пользоваться фотоаппаратом?
– Не знаю. – Она хихикнула, прикрыв рот ладонью. – Он мне как-то сказал, что хочет делать снимки белых людей, которые приезжают в миссию поглазеть на индейцев.
Я отнюдь не жаждала расставаться с фотоаппаратом. Он был хороший и очень дорогой. Я пожалела, что не взяла с собой другого, подешевле.
– Я отдам ему фотоаппарат, – сказала я в надежде, что, когда объясню Милагросу, как сложно им пользоваться, он сам выберет мачете.
– Чем меньше нести, тем лучше, – сказала Анхелика, со стуком захлопывая крышку коробка. – Все это я отдам какой-нибудь здешней женщине. Мне оно больше не понадобится. Когда идешь с пустыми руками, никому от тебя ничего не нужно.
– Я хотела бы взять гамак, который ты мне дала, – пошутила я.
– А что, неплохая мысль, – посмотрела на меня Анхелика и кивнула. – Ты беспокойно спишь и, наверное, не сможешь спать в гамаках из лыка, как мой народ. – Взяв коробок, она собралась уходить из комнаты. – Я вернусь, когда разыщу Милагроса.
Допивая свой кофе, отец Кориолано смотрел на меня так, словно впервые видел. Опершись о стул, он с большим усилием поднялся с места. Он глядел на меня в полной растерянности, не говоря ни слова. Это было молчание старого человека. Увидев, как он провел по лицу негнущимися скрюченными пальцами, я впервые осознала, какой он, в сущности, хилый старик.
– Вы с ума сошли, собираясь идти в джунгли с Анхеликой, – сказал он наконец. – Она очень стара; далеко она не зайдет. Пеший переход по лесу – это вам не экскурсия.