Шаг с крыши

Погодин Радий Петрович

– Глум, берегись! – крикнул Витька. Но Глум не слышал его. Он гладил Анукины волосы. Он пытался чутким звериным ухом уловить ее дыхание.

Витькин крик услышал Тых – отшвырнул топор.

– Для воина радость убить врага… Но что-то случилось у Тыха в груди. Тых убивать не хочет…

Глум медленно поднялся с колен.

– Анука умерла, – сказал он с тоскливым недоумением. – Кому же Глум станет приносить ягоды и цветы саванны? – Его глаза остановились на Витьке. Витька весь сжался.

– Я убил Ануку, –

сказал Глум.

– Ты что? – Витька попятился. – Зачем мне? Ее ваши убили, эти… гориллы.

– Я хочет взять Ануку с собой к верхним людям, – сказал Тых.

– А-а-а-а-ааа! – закричал Глум голосом одинокого дерева. – Глум без Ануки не может! Глум убьет Я. – Он схватил топор, лежащий возле Тыха. Замахнулся. И Витька понял, что это конец.

– Каугли маугли турка ла му…

Резко и сразу хлынула тьма. Она затопила пещеру. Она сверкала вихревыми огнями, и огни уносились куда-то вдаль. Глохли звуки. Только свист простой и естественный, словно ветер в печной трубе.

АНЕТТА

Огненные спирали охватывали Витьку со всех сторон. Когда они подходили близко, Витька втягивал голову в плечи и тем самым избегал опасных касаний.

Тьма поредела, стала зеленой и полупрозрачной. Тонкий свистящий луч рассек ее, и обнаружилась ясная сердцевина дня, с запахом пыли, травы и деревьев. С кудахтаньем кур, ржанием лошадей и острым клацанием боевой стали.

Витьку мягко тряхнуло. Накренило и выпрямило. По его позвоночнику прошла дрожь от толчка. Он увидел себя сидящим на широкой дубовой полке между кастрюль, котлов, а также медных начищенных сковородок.

Внизу дрались трое в широкополых шляпах с перьями, в ботфортах из бычьей кожи и в кружевах.

Сверкали шпаги, позванивали. Один в черном и один в зеленом наскакивали на одного в красном. А он смеялся.

– Ха-ха, – говорил, – ха-ха-ха! Англичанин и кардиналист – какой трогательный союз. Можно подумать, что герцог Ришелье не ведет сейчас войну с Англией. Право же, пустой желудок объединяет души лучше, чем Иисус Христос.

Те двое тоже что-то говорили и наскакивали, как петухи. А этот в красном, посмеиваясь и почесываясь от удовольствия, гонял их по всей комнате.

Все здесь стало Витьке понятно вмиг. Ни тебе дубин, ни каменных топоров – изящное стальное оружие и бесстрашное благородное сердце. Почесал Витька голову перепачканной доисторическим углем пятерней и улыбнулся во весь рот.

Драка разворачивалась стремительно. Красный загнал черного и зеленого в угол. Выбил у них шпаги из рун:

– Я вас проткну, как каплунов, одним ударом! – Он отступил немного, чтобы сделать свой смертельный выпад, но вдруг по ногам ему

ударила тяжелая деревянная швабра. Красный упал.

– Ура! – закричали зеленый и черный. Подхватили шпаги и заспорили, кому из них выпала честь покончить с врагом. При этом они отталкивали друг друга локтями и обзывались:

– Вы, сударь, нахал.

– Ноу, вы есть, сударь, нахал.

Витька схватил медную сковороду, и так как зеленый оказался под самой полкой, то именно его Витька и грохнул по голове.

Медь загудела.

Зеленый вытаращил затуманенные болью глаза, зачем-то вложил шпагу в ножны и рухнул.

«Кто же тут кто?» – подумал Витька, но тотчас все прояснилось.

Красный уже стоял на ногах и кричал:

– Меня, королевского мушкетера, шваброй! Кто посмел?!

Черный отступил к окну.

Мушкетер догнал его, завалил на подоконник и вытянул по тому самому месту, которое, как ни странно, за все отвечает.

– Это неблагородно! – закричал черный. – Я гвардеец его преосвященства герцога де Ришелье. Меня нельзя пороть.

Витька на своей полке хрюкал от суетливого восторга.

Зеленый, англичанин, лежал, раскинув руки.

Мушкетер порол гвардейца шпагой.

– Я, сударь, на вас пожалуюсь, – кричал черный.

– Кому?

– Тому, кто бодрствует, когда король спит. Кто трудится, когда король забавляется.

– Это значит богу.

– Нет, сударь, это значит его преосвященству – кардиналу.

– Пожалуйста. Сколько угодно. Извольте показать ему мою расписку. – Мушкетер захохотал громогласно и уколол гвардейца шпагой в мягкое место. Тот завыл, дернулся и вывалился на улицу. Мушкетер повернулся к Витьке. Высокий, плечистый, немного жирноватый, с бледным лицом.

– Спасибо, мой юный друг. Я бы угостил вас вином отменным, но, видимо, оно еще не скоро придется вам по вкусу. – Он поправил белую крахмальную сорочку, привел в порядок брабантские кружева.

Витька свалился с полки, сияя от счастья и нетерпения, поправил красную шкуру махайродовую.

– Здрасте. Да я всю жизнь мечтал. Да я и так, без всякого вина. Позвольте познакомиться…

Мушкетер улыбнулся одними усами, протянул было руку Витьке, но тут же его лицо исказилось.

– Где эта ведьма?

– Мы здесь…

Витька увидел все остальное, чего не заметил, увлеченный дракой. В комнате стоял большой дубовый стол, очень крепкий. Вдоль стола – две скамьи, тоже дубовые. Был в комнате камин из дикого шершавого камня, во второй этаж вела деревянная лестница. Низкая проложенная железом дверь, оставленная нараспашку, открывала взгляду погреб. А на пороге погреба, будто в черной раме, стояли на коленях пожилая женщина и девчонка Витькиного возраста. Обе в чепчиках, обе в передниках, только на девчонке одежда почище и побогаче.