Шаг змеи
Шрифт:
И вот он, Метнер, любуйтесь! Ощущал себя арийцем, был антисемитом и поклонником Ницше; и при этом (как и Юнг) всю жизнь тянулся к еврейкам; начиналось с его семитской жены, с которой он читал «Демона», сливаясь в «мистическом экстазе», а затем то же самое было в многочисленных, нечистоплотных «любовных треугольниках». Да, Метнер и многие его друзья искали себе в подруги земное воплощение Софии — божественной женской ипостаси, а получали ту, которой эта «София» по происхождению своему и была — иудейскую Шехину [66] . Метнер страдал от нападений «чертиков» и обожал Лютера, которого лукавый развлекал в излюбленном этим полемистом жанре: «Всякую ночь, как ни проснусь, дьявол тут и уже подступает ко мне со своими диспутами». (Лютер, однако, использовал некоторые аргументы лукавого в спорах с католиками.) Всю жизнь Метнер существовал на грани сумасшествия, любил цитировать Гете: «психическое лечение,
66
Женская ипостась бога в каббале.
Вот таким Абраксасом был этот Метнер. Но главное — такой была утратившая Бога «интеллектуальная элита» Европы. В такой Европе возможны стали фашизм и большевизм [67] .
По Юнгу, гностико-алхимическая практика соединяла сознание с бессознательным и создавала цельную личность. Достигнув этой ступени, человек «вступает в диалог со своим личным (персональным) богом»…
Таким был Парацельс, которому сей пассаж и посвящался и которому в научных трудах помогал демон по имени Азот. Карьера знаменитого алхимика Николаса Фламеля началась так же: «…к нему явился ангел с огромным томом в медном переплете, открыл его титул и сказал: «Фламель, запомни эту книгу. Сейчас ты, как и многие другие, не поймешь в ней ни слова. Но настанет день, когда ты узнаешь из нее нечто, другим недоступное» [68] .
67
В этом урок! В этом опасность! В безбожии, а отнюдь не в надутых насосами наших СМИ фигурах различных васильевых, баркашовых. в духовной неприкаянности, а не в постриженных в фээсбэшных парикмахерских «бритоголовых».
68
Жак Саду в книге «Алхимики и золото» продолжает эту историю, цитируя самого Фламеля: «Случилось так, что за два флорина я приобрел очень большую и старинную книгу… Она была написана не на бумаге или пергаменте, как большинство других книг, а на чем-то, что показалось мне широкими листами коры молодых деревьев. Обложка ее была сделана из меди и покрыта причудливым орнаментом, состоящим из любопытных букв и рисунков. Насколько я мог судить, это был греческий или какой-то другой из древних языков…
На первой странице были написаны позолоченные заглавные буквы: ИУДЕЙ АВРААМ, КНЯЗЬ, СВЯЩЕННИК,ЛЕВИТ, АСТРОЛОГ И ФИЛОСОФ ПРИВЕТСТВУЕТ ТЕХ ИЗ ПЛЕМЕНИ ИУДЕЕВ, КТО ГНЕВОМ ГОСПОДНИМ БЫЛ РАССЕЯН СРЕДИ ГАЛЛОВ. За этим следовали самые страшные обвинения и проклятия… тем, кто осмелится взглянуть на эту книгу, если он не священник и не писец». Отсюда, из этой книги, по преданию, Фламель получил все: и золото, и «философский камень», и «бессмертие». «Секретные досье» называют его одним из Великих магистров Сионской Общины.
Итак, вслед за чернокнижниками прошлого современная наука устами Юнга сформулировала: «высшим этапом» развития сознания является забесовление. Без него невозможна алхимическая «удача». И разговор психотерапевта с «подсознанием» — тоже: с кем было бы разговаривать?!
Юнг «вступал в диалог» с демоном по имени Филемон. Тот являлся ему в вице старика с крыльями и рогами быка. Такой контакт стал, конечно, результатом накопления греха, отступления от Христа многих поколений предков. «Его отец был пастором, нетвердым в своей вере, дед — масоном, а бабушка… общалась с духами. Мать Юнга, Эмилия, тоже была медиумом, и сам он с детства искал учителя «на пути индивидуализации». Искал и наконец нашел: «Во мне сидел некий демон, и, в конечном счете, это определило все. Он пересилил меня, и если иногда я бывал безжалостен, то лишь потому что находился в его власти. Я должен был спешить вперед, чтобы поспеть за моими видениями». Сначала это немного беспокоило ученого, но потом он утешился. «Впоследствии… меня посетил очень важный образованный индус, друг Ганди. Мы с ним разговаривали об индийском образовании, но более всего — об отношениях гуру и ученика. Колеблясь, я попросил его рассказать о личности и характере его собственного гуру, на что он ответил: «Пожалуйста! То был Шанка Ракар». — «Вы говорите о толкователе Вед, который умер несколько веков назад?» — спросил я. «Да, я говорю о нем», — ответил он на мой изумленный вопрос. «Значит, вы говорите о духе?» — «Конечно, это был его дух», — подтвердил он. В этот момент я вспомнил Филемона. «Существуют гуру-духи. У большинства людей в качестве гуру — духи…»
Осмелев, Юнг «встречался с духом Ка, египетского мудреца, и с «мертвыми, вернувшимися из Иерусалима, т. к.
Вот что творилось в сознании «великого ученого», который брался лечить психически больных людей. «Со-знание, т. е. совместное знание, как оказалось, может быть двойственным: либо совместным знанием с Богом, либо совместным знанием с падшими ангелами — знанием, которое научает человека злу» [81]. А где критерий различения — от Бога или падшего ангела? По плодам узнаете их.
«Плодом философии Юнга явилась его двусмысленная позиция в годы фашизма, когда он был идеологически связан с «Немецким движением за веру». Мифическим героем этого движения был Вотан — древнегерманский бог… соединявший в себе противоположности добра и зла. Как и другие западные либералы, Юнг надеялся на временный характер «эксцессов» в Германии, уповая в духе своей теории на позитивные творческие потенции Вотана, персонифицирующего характер германской нации» [93].
«Вотану» не обязательно быть идолом. Он может прикинуться и «архетипом».
«…Юнг опубликовал статью пол названием «Вотан», в которой проводил явные параллели между Гитлером и владыкой Валгаллы. Юнг полагал, что Вотан возник как живой архетип из германского коллективного сознания и что посеянный им бурный ветер превратился сейчас в ураган…
Соединяя традицию русского символизма и юнговского метода, Метнер с волнением «прочитывал» лицо фюрера: «Совершенно иррациональное; все нутром и сердцем — он подлинно героичен и связан мистически с народом, без всякой мысли о самоуслаждении. При этом он глубоко религиозен». Метнеру — страстному поклоннику Гете, нравилось, что Гитлер «демоничен». Да и сам Метнер любил явиться на маскарад в костюме Мефистофеля.
И вскоре — диавольская плата. Сумасшествие полностью охватит этого «излечившегося» от неврозов пациента Юнга, «Мефистофеля русского символизма»: «Его поместили в… психиатрическую клинику. Судя по всему, постоянно угрожавшее ему раздвоение психики теперь и впрямь настигло его [69] . В состоянии полного регресса, бессвязно говоря исключительно о прошлом и будучи явно не в состоянии воспринимать настоящее, он умер ранним утром 11 июля 1936 г» [160] [70] . «Обрел свободу», как и его любимец Ницше. И провалился отнюдь не в люк театральных подмостков, как восхищавший его оперно-гетевский Мефистофель.
69
Точнее, обнаружилось явно, ведь личность человека вместе с «личностью» подселившегося беса и являются таким «раздвоением», которое способны только фиксировать, но никак не лечить психиатры. Духовную болезнь исцелить можно только духовными методами.
70
Что характерно — повторив судьбу своего отца.
А Юнг все гнул свое: Гитлера он называл величайшим пророком со времен Мухаммеда. Все немецкое, дескать, бессознательно говорит его устами. Он «своего рода духовный сосуд, полубожество или, еще лучше, миф» [160].
Бесноватый целитель писал при этом, что видит в бесноватом фюрере своего потенциального пациента. Но как же хотел он лечить больного вождя и больную Германию? Слушайте, русские: «Юнг предлагал ему взяться за оружие, повернув его против России, что было бы «логичным лечением» для Гитлера и для его нации» [160].
А ведь «лечить-то» надо было от безбожия! Характерно мнение Юнга о Спасителе: «Для меня Господь Иисус совсем никогда не существовал реально, никогда не был полностью приемлемым, никогда не становился достойным любви».
Да, более реальным и более достойным любви для многих немцев вновь стал меняющий обличья Вотан, бог грозы, огня, войны и одновременно — бог колдовства‚ шаманства и экстаза. Беснования еще будет достаточно…
Ну и архетипом же был этот «Вотан»!
В 1848 голу, кота в Европе вовсю резвились демоны революции, в бедном домике американской семьи Фоксов начались тихие постукивания. Никто не ожидает еще, что вскоре эпидемия спиритизма захлестнет весь мир. И выведет на прямой контакт с лукавыми духами миллионы людей. Бесы тихо постучат, и им разрешат войти… Ревущей толпой они ворвутся позже в XX век.
И вот он наступил. Дочь обрусевшего немца Елена Блаватская уже оживила в сознании европейцев иудейскую идею грядущего мессии. Альфред Розенберг, один из будущих идеологов рейха, еще жил в России и вчитывался в «Протоколы сионских мудрецов». Андрей Белый еще не сошел с ума, но уже плакал на могиле безумного Ницше. Самоубийство философа он считал «актом свободы»…