Шагающая смерть
Шрифт:
Ему, несомненно, не раз приходилось слышать об этих занятных предметах, но видел он это впервые – явление было редкое и вследствие необычайной дороговизны доступное лишь чрезвычайно состоятельным людям. Каждая из них была уникумом, шедевром; по общему мнению, они подразделялись на два класса – на таношими-зо, пребывающих в состоянии перманентного оргазма, и их точные копии, правда, выполненные в более темных тонах – курушими-зо, существование которых сводилось к преодолению вечных мук, к страданию, к агонии, которой не было конца.
Стоявшая здесь фигурка, несомненно, страдала. Кавашима невольно уставился прямо в эти безмолвно взывающие к нему
– Это моя самая большая гордость, – произнес голос Мунимори прямо за его спиной.
Кавашима резко повернулся – он не слышал, как сюда зашел адмирал.
– Это… очень интересное… – он не мог подобрать подходящего слова.
– Один из шедевров Цуру.
– Ах, это он! – Доктор Мазанори Цуру был одним из талантливейших геноваятелей Нихон, создававший из плоти, крови и мозга невиданные ранее шедевры, художник, чьим холстом и резцом была ДНК. – Но, если это его произведение, то оно, несомненно, очень старое.
– Да, ему почти девяносто лет. И все же, мне кажется, оно еще проживет не одно столетие. Я на это надеюсь. Лучшего воплощения человеческих мук под Великим Колесом создать невозможно. – Мунимори покровительственно возложил руку на сгорбленные, лишенные головы плечи создания. Кавашима различил, как тельце скульптуры напряглось и задрожало от этого прикосновения. – Почти девяносто процентов этого генотипа – чисто человеческий материал. Его нервная система приспособлена для передачи постоянных болевых ощущений, она очень крепка – живую ткань перед этим подвергали воздействию огня, во избежание болевого шока и гибели в будущем, с тем, чтобы ни мозг, ни передающие нервные волокна не атрофировались от боли. Мозг его функционирует безупречно и, согласно сертификату, был обучен посредством вживленного компьютера, посему он вполне адекватно воспринимает себя, оказавшись в этом переплете. Ведь именно это наполняет работу таким глубочайшим смыслом, понимаете? Ведь это не просто какая-то живая скульптура, нет, это не просто безделушка, на которую можно лишь глазеть. Это живая душа, мыслящее существо, полностью осознающее свое место в том аду, в котором пребывает.
Внезапно Кавашима ощутил головокружение, ему показалось, что белые стены начинают наваливаться на него. Для чего все это? – хотелось ему спросить, но разве мог он Требовать каких-либо объяснений по поводу этого кривого, изогнувшегося чудища – хозяин дома неизбежно воспринял бы это как оскорбление.
– А оно… он может говорить?
– Нет, нет, что вы! Легких здесь нет, нет и речевого аппарата, голосовых связок. Рот – не более чем удачная имитация. Я должен ведь поливать его, как растение, особым раствором и делать это ежедневно, иначе оно впадет в кому и погибнет. А вот уши настоящие. Оно может слышать, что мы тут с вами говорим, и все понимает. Ну разве это не чудо?
– Замечательно, мой повелитель.
– Иногда я даже подумываю, а не сошел ли он с ума за эти девяносто лет? Но вы только взгляните в эти глаза. Сошел он с ума или нет, он чувствует – после стольких лет! Время от времени я даже разговариваю с ним, обещаю освободить его из этого плена. Не знаю, верит он мне или нет, но я все же позволяю себе эту маленькую ложь, поскольку он должен надеяться, хотя год за годом проходят в непрерывной агонии. Скажите мне, Чуджо-сан, вы не верите в переселение душ?
Такая внезапная перемена темы явно выбила Кавашиму из
– Я… я никогда не задумывался над этим, Мунимори-сама, и никогда не считал себя религиозным человеком. Не думаю, чтобы я верил в разные там души.
– Вот как. Практик-прагматик, не так ли? Ну, а я вот верю. Слишком уж много пришлось мне повидать на своем веку, чтобы не верить. Я иногда думаю вот о чем: а может быть, мы, создавая эти генетически скроенные шедевры, помещаем в них души тех, кто обречен на вечные муки за все свои мыслимые и немыслимые грехи и преступления в прошлых жизнях? – Он любовно похлопал по телу этого жуткого существа и, когда убрал руку, то почувствовал, как по нему прошла легкая судорога.
– Может быть, после этой вечности в миниатюре, заполненной страданиями, и очищается путь для окончательного перехода в Нирвану? Может быть, боль, однажды перенесенная здесь, заставит их души возрадоваться, когда разорвется круг Великого Колеса?
Кавашима попытался сформулировать вежливое возражение, но потерпел фиаско. Он понял, что попал в ловушку. Эти глазки, в которых застыла вечная боль, безмолвно умоляли его о том, чего он не мог им даровать, а Мунимори даровать отказывался. Какой же должен быть у этого человека образ мышления, чтобы подобное зрелище могло ассоциироваться у него с художественной завершенностью и располагать к созерцательности?
– У меня к вам три распоряжения, Чуджо-сан, – Теперь тон Мунимори стал жестким и деловым. – Одно предназначено для всех ваших подчиненных, другое – лишь для вашего личного ознакомления.
Резким жестом Мунимори протянул Кавашиме два диска с записанной на них информацией, и тот с поклоном принял их. Прижав один из дисков к ячейке, соединенной с устройством памяти, он почувствовал, как данные стали переходить в его цефлинк. Задав ключевой термин, он расшифровал сообщение. Оно было коротким. Это был Императорский эдикт с печатью Мунимори… И по содержанию, и по стилю этого документа Кавашима без труда догадался, что автором был сам Мунимори. Документ не мог вызывать никаких двояких толкований и касался вопроса об увольнении из рядов флота всех офицеров, которые не могли похвастаться тем, что родились на территории «Дай Нихон» – «Великой Японии», включавшей такие экстерриториальные образования, как Филиппины, Сингапур и всю западную и северозападную часть Тихого океана, не говоря уже о самих островах.
Нельзя сказать, что распоряжение это было сюрпризом для Кавашимы, он ждал его с тех самых пор, когда стало известно о кончине Императора Фуши. Очень многие офицеры, гайджин по происхождению, загодя решили подать рапорты, прекрасно понимая, кто теперь восседает на Хризантемовом троне.
– У вас не возникнет сложностей с проведением в жизнь первого распоряжения, Чуджо-сан?
– Нет, проблем не будет никаких, Мунимори-сама. Многие из моих людей будут лишь приветствовать это.
– Прекрасно. А теперь, пожалуйста, прошу ознакомиться со вторым распоряжением, в особенности прошу обратить внимание на вводную часть.
Прижимая второй диск к ладони, Кавашима почувствовал, что это распоряжение, загружаемое сейчас в память его цефлинка, гораздо длиннее первого. Он догадался, что это должны были быть приказы флотам, включавшие буквально все: от указаний каждому кораблю в отдельности, до подробнейших инструкций для тыловых служб. И действительно, стоило ему лишь раскодировать документ и бегло просмотреть вводную его часть, как он понял, что не ошибся. «Цветок сакуры» посылали на войну.