Шаги за спиной

Стейга Миермилис

– Не-а. – Дайнис удивленно взглянул на Розниека. – А какие еще могли быть соображения? Ошинь с интересом прислушался.

– Какие, какие, – передразнил он с ехидной усмешкой. – Не знаешь разве, какие были у нас с тобой соображения? Ты приволок ко мне домой Катрину, чтобы помочь мне, злодею, спрятать концы в воду после убийства. Верно, гражданин следователь? Дурень я был. Надо было Катрину бросить в старый колодец, там ее до скончания веков никто бы не нашел, а я "Скорую" вызвал.

– Для того чтобы отвести от себя подозрения? –

принял вызов Стабинь. – Подобные случаи встречались.

– Если бы я кокнул Катрину, то не оставил бы в реке, да еще у самого моста, где люди ходят.

– А почему бы и нет? Ведь выглядит так, будто Катрина сама свалилась в воду, расшиблась, захлебнулась – несчастный случай. Куда лучше, нежели прятать труп в колодец. Разве не так?

– Ищите другого, чтобы для плана в тюрьму упрятать.

– Вам, Ошинь, следовало бы поинтересоваться лечебным заведением для хронических алкоголиков в Олайне, – перебил его Розниек. – Это для вас более подходящее место.

Встав с табурета, Розниек зашел в соседнюю комнату, где под присмотром Каркла Лаурпетерис укладывал в сумку свои вещи.

– В котором часу ушел от вас в тот вечер Ошинь? – спросил Каркл.

Лаурпетерис медленно выпрямился.

– Уже было далеко за полночь. Наверно, около половины второго. Я его вывел на двор. Дайнис улегся спать, а я стал самогон студить. Когда заводил будильник, поглядел. Было без пяти два.

– Вы были трезвы?

– Как сейчас, Я завсегда такой, когда при деле.

Розниек возвратился в большую комнату. Похоже, Вилма говорила правду. Ошинь пришел домой ночью, после двух, пьяный. Теперь ясно, где он был в ту ночь и почему это скрывал. Да и Вилме тоже было известно, где пьет ее братец, но опасалась подвести Лаурпетериса. Дайнис тоже по этой причине придумал, байку с вершами.

Стало быть, Ошинь той ночью не был в Межсаргах и его невиновность сомнений не вызывает. Но ведь могло случиться, что стрелки будильника были хитроумным Ошинем передвинуты вперед часика на два, после чего он нагрянул в Межсарги. Обеспечив себе алиби, он мог спокойно совершить задуманное убийство. Полностью отбросить эту версию пока нельзя.

Розниек уселся на кровать рядом с Ошинем и сказал успокаивающим тоном:

– По пути домой падали?

– Падал. Хватанул лишнего, – отрывисто ответил Ошинь. Теперь его лицо было мрачным и сосредоточенным.

– Реку переходили у плоских камней?

– Рядом с плоскими камнями, – уточнил он. – Вброд. Камни скользкие, на протезе можно свалиться.

– Отчего не шли по мостику?

– Мосток без перил. Ночью для пьяного еще опасней.

– По пути никого не встречали?

– Никого. Впрочем… – Ошинь на мгновение запнулся, но, тщательно выбирая слова, продолжил: – Инвалид один дрожмя дрожал на автобусной остановке. Я еще удивился, чего он в такую рань. До автобуса было добрых два часа. Подошел, попросил у него закурить.

– Что он курил?

– "Элиту".

– Во

что был одет?

– Не разглядывал. Помню только, что в туфлях, а в руках палка.

– Как он выглядел?

– Волосы светлые, плечи широкие, повыше меня будет.

– Вы сказали – инвалид?

– Я своего брата по несчастью узнаю среди ста тысяч. Он зябнул, хотя ночь была теплая. Ковылял взад-вперед. Я сразу понял, что он на протезе. Захотелось с ним поговорить. Но промолчал, ума хватило. Я ведь воевал на другой стороне…

Розниек потер рукой лоб.

"Следы у ручья и в самом деле выглядели разными, – подумал он. – К сожалению, эксперт еще не прислал заключение. Но для отвода глаз Ошинь мог эту историю с "братом по несчастью" сочинить".

– Раньше вы не встречали этого человека?

Розниек попытался выяснить еще что-нибудь.

– Никогда. Но мне показалось, что он меня знает.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Глядел он на меня как-то странно.

Ошинь стал неожиданно словоохотлив.

Каркл с Лаурпетерисом стояли в двери и внимательно слушали. Стабинь, сидя за столом, записывал этот разговор на портативный магнитофон.

XVII

– Тебя, кажется, можно поздравить. – Апинис встал с мягкого кресла и с ухмылкой протянул руку Розниеку. – Ты, говорят, напал на след загадочного гостя.

Инта в серебристом импортном брючном костюме стояла перед трюмо в квартире завмага Эджуса, а жена Эджуса вертелась вокруг нее. На стуле лежали красивые детские ботиночки. Женщины были так увлечены примеркой, что не заметили, как вошли Розниек со Стабинем. Громогласное приветствие Апиниса заставило модниц повернуть головы к двери.

Инта смутилась, а Жанна, поняв, что ситуация становится неловкой, быстренько ретировалась в соседнюю комнату.

Розниек почувствовал, как запылали его уши.

– Что это все значит? – воскликнул он.

– Ничего особенного, – спокойно ответил Апинис. – Разве не видишь: твоя Инта хочет приобрести шикарный импортный костюмчик. Гляди, и у меня, грешного, тоже обновка! – Он раскрыл коробку и извлек из нее импортные коричневые туфли…

Грохот телеги по мостовой, ворвавшийся в раскрытое окно, оборвал разговор.

– Тпр-ру-у… чтоб тебя черти побрали! – Хриплый голос фельдшера Ошиня возвестил о его прибытии.

Розниек со Стабинем, словно по команде, бросились к окну.

Красный не то от натуги, не то от выпитого Ошинь, пыхтя и отдуваясь, выволакивал из телеги почтальона. А тот яростно сопротивлялся.

Увидев в окне инспектора, Ошинь заорал:

– Привет, милиция! Вы его знаете? Я, я… сейчас я в-вам его пок-кажу!

Почтальон неожиданно пнул ногой фельдшера в живот. Ошинь, словно мешок с отрубями, вывалился из телеги и распластался на земле. Лошадь, огретая кнутом почтальона, рванула с места галопом.