Шахидка с голубыми глазами
Шрифт:
Яна вдруг резко встала с кресла.
– Хватит! – перебила она, глядя на стол, на котором блестели кровяные капли вина.
Я смущенно потирал затылок.
– Хорошие стихи, – пробормотал я. – Но только это не Федоров… Забыл,
Яна кинула на меня молниеносный и недоверчивый взгляд.
– Это стихи Лембита Веллса, – сказала она.
– Как? – переспросил я. – Лембита…
Яна не стала повторять. Может быть, она решила, что раз мне не знакомо это имя, то нет смысла произносить его еще раз. Но, скорее всего, она почувствовала, что я притворяюсь.
– Здесь душно, – произнесла она, подходя к окну. – Ты не знаешь, дождь будет?
Я поднял с пола плед и накрыл им плечи девушки. Она смотрела, как с горы скатывается белое стадо, похожее на снежные комья. Кирилл Андреевич, увидев, что наше внимание приковано к окну, не преминул присоединиться к нам. Он прыгнул на подоконник, прошелся по нему из конца в конец, но ничего интересного не обнаружил и вернулся на стол, где продолжил разрывать зубами и когтями упаковку с гуляшом… Мы с Яной стояли почти вплотную. Она не могла не чувствовать меня, но не отстранялась, лишь напряглась, будто ждала от меня чего-то…
– Когда-то я жила с ним по соседству, – глухо произнесла она. – И имела счастье видеть его почти каждый день и так близко, как сейчас вижу тебя.
– А где он теперь?
Яна помедлила с ответом. Она повернула голову и искоса взглянула на меня. Взгляд был пытливым, пронзительным.
– А ты разве не знаешь? Что ж ты за сыщик, если не знаешь…
Что именно – интуиция, шестое чувство или необыкновенная наблюдательность навели Яну на мысль, что я знаю, где находится профессор Веллс? Лгать и отпираться было смешно и нелепо, но осторожность удержала меня от признания. Кто знает, что может случиться, если я скажу, что профессор Веллс живет этажом ниже меня в старом доме на окраине Мадрида? Я сделал вид, что не услышал ироничной реплики Яны и обратил ее внимание к прерванному рассказу:
– Ну-ну… Ты имела счастье видеть его, а что дальше?
– Он писал волшебные стихи, – продолжила Яна не без усилия. – Он говорил именно те слова, которые рождались в моей душе, но только я не могла… я не умела сформировать, выплеснуть их, а он смог… И мне хотелось плакать от радости… И я ему говорила: вот это, именно это я пыталась сказать, именно это подсознательно мучило меня, а вы так точно это определили, и теперь я понимаю себя и вижу весь мир – он прозрачный и светлый…
Ее голос оборвался, Яна вскинула руки, но не донесла их до лица. Она силой воли удержала слезы. В отличие от нее, я не смог удержать себя и крепко обнял ее плечи… Ты моя нежная, хрупкая, легко ранимая, ты свет и жизнь… Я видел, как Яна изо всех сил зажмурила глаза и сжала зубы… Я знал, чувствовал, что девушка подошла к самой грани, к черте, к которой уже потеряла надежду когда-либо еще приблизиться, и она всего в одном шаге, который перевернет ее жизнь, но…
Но как жестока судьба! Мы оба вздрогнули от громкого стука в дверь. Яна тотчас отпрянула от меня, и я – готов биться об заклад, что не ошибся! – увидел в ее глазах хороший, добротный, чисто женский испуг.
Глава 26
КАК В СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ВРЕМЕНА
– Это
Арапчонок, судя по тому, как вибрировала и дрожала дверь, принялся колотить по ней ногами. Я подумал о том, что это был удобный случай, и без особых усилий можно было разоружить этого злого юношу. Но Яна словно прочитала мои мысли и отрицательно покачала головой.
– Хватит стучать! – крикнула она, и стук тотчас прекратился.
– Открой!! Что ты там делаешь?! – отозвался арапчонок из-за двери, но Яна не поняла испанскую речь и вопросительно взглянула на меня. Я коснулся губами ее ушка и шепотом объяснил, что ее телохранитель желает войти внутрь. Яна покусывала губы, но вряд ли происходящее сильно ее беспокоило. Скорее, она воспринимала ситуацию как некую забаву, веселую игру для нервов.
– Я хочу спать, – ответила Яна.
Арапчонок в свою очередь не понял русской фразы. Меня смешило это нелепое общение, и я через силу сдерживался, чтобы не повторить слова Яны по-испански. Это было бы очень смешно.
Яна стояла посреди комнаты, озиралась по сторонам и не знала, что предпринять, дабы спасти меня от своего промокшего и буйного телохранителя. По ее блестящим глазам и оживленному взгляду, в котором уже можно было различить тлеющее озорство, я понял, что она созрела для авантюры. Да простит Яна мою бестактность! – я стянул с топчана одеяло и разворошил постель, выдергивая простыню и пододеяльник. Не надо ничего придумывать, все уже придумано!
Яна, сведя брови к переносице, смотрела, как я скручиваю и связываю узлом импровизированный канат. Потом она оглядела себя. Длинная черная юбка, в которой она была, вполне подходила для лазанья через окно. Я привязал конец каната к ножке кровати. Яна взялась за него, села на подоконник, свесила вниз ноги.
В двери что-то заскрежетало. Кажется, арапчонок пытался просунуть в щель лезвие ножа и подцепить им крюк. Знал бы кто, как мне хотелось распахнуть дверь и огреть кучерявую голову томиком Данте! А лучше – чем-нибудь потяжелее!
Яна спускалась легко и, по-видимому, не без удовольствия. Мне было приятно осознавать, что этот маленький аттракцион придумал я. «Тебе бы со мной на Крымские скалы, в Форос!» – подумал я, наблюдая за тем, как девушка ловко находит кончиками туфлей щели в стене.
Ее телохранитель тем временем угомонился и притих за дверью, но не спустился вниз, в противном случае я бы услышал стук его шагов. Яна благополучно добралась до земли и помахала мне рукой. Я затолкал бутылку с остатками вина в один карман, конфеты – в другой, и полез в окно. Кот, склонив голову набок, пялился на меня пронзительно-желтыми, до предела изумленными глазами, будто я был наглой, жирной мышью, научившейся лазать по стене дома. Он даже попробовал перекусить канат, но я, к счастью, уже встал на землю.
– Ты читаешь Дантов «Ад». Тебя волнует эта тема? – спросил я, когда мы зашли в рощу и сбавили темп, чтобы отдышаться.
– Нет, – уклончиво ответила Яна, пряча глаза. – Почему она должна меня волновать?
– Ты совершила тяжелый грех.
Еще вчера Яна ответила бы мне грубостью и залепила бы пощечину. Сейчас она простила мне бесцеремонное вмешательство в ее личную жизнь. Некоторое время она думала, как ответить, и смотрела себе под ноги.
– Что ж, попаду в ад, и мне перепадет больше любви, – произнесла она, срывая оливковую ветку с набухшими почками.