Шахматы из слоновой кости
Шрифт:
– Боялся. А только что сделал бы?
– Почему же сам гранату не метнул?
– Мне «шмайссер» заполучить надо было, а граната могла повредить…
Я узнавал и не узнавал его: вроде все тот же и уже не тот. Был просто Матрена, теперь – солдат.
КОТЕЛОК НА ДВОИХ
Рота была поднята внезапно и к тому же на исходе дня. Не требовалось слишком большого количества
Тем более всех предупредили: выходить строиться, имея при себе заплечные вещевые мешки. То есть, что называется, в полной боевой готовности.
Приказав стать в шеренгу по одному, старшина прошел в конец неровной, кое-как составленной цепочки – на фронте поотвыкли от строя – и без обычного в таких случаях брюзжания раскатисто скомандовал:
– На первый-второй рррассчитайсь!
– Первый! – выкрикнул с явным недовольством правофланговый, одновременно мотнув головою в сторону соседа слева, – как бы передал эстафетой команду старшины и личное недовольство внезапным построением.
– Второй! – отозвался, помедлив, сосед.
«Первый-второй, – с нарочитой неспешностью покатилось по шеренге, – первый-второй…»
Когда ленивая эта волна достигла левого фланга, иссякнув возле старшины, он приказал:
– Перррвые номера, шаг вперед… арррш!
Я был вторым и остался на месте, а Фанька Выходцев, мой сосед справа и мой друг, шагнул из строя, успев шепнуть:
– Вот увидишь, сдвоит шеренгу и – колонной по два «бегом арш» на передовую.
Четыре дня назад наш поистрепавшийся полк отвели в ближний тыл для пополнения, а так как свежие силы успели влиться, можно было и впрямь ждать переброски на линию огня.
Однако новая команда старшины поставила роту в тупик:
– Перррвые номера, снять вещмешки, достать котелки!.. Выставить котелки перед собой, вернуться в строй!
Парни сделали по шагу назад, мускулистый Фанькин локоть придвинулся к моему.
Л перед неровной шеренгой солдат вытянулась такая же неровная шеренга котелков.
– Внимание, – дурашливо пискнул завзятый балагур Санёк Старичев, пулеметчик, – счас боженька наполнит их кашкой!
И молитвенно вскинул глаза на крутолобые августовские облака.
По шеренге прокатился смешок.
– Ррразговорчики! – пресек старшина, но тут же сменил гнев на милость: – Вольна-а!
И на себя тоже, как видно, распространил свою команду: сразу ссутулился и так, сутулясь, пошел вдоль цепочки котелков, поочередно заглядывая в каждый из них,
Напротив балагура Сани будто споткнулся – придержал шаг.
– Кто хозяин посуды?
Санёк мгновенно сориентировался:
– Виноват, товарищ старшина, с пулеметом провозился, на котелок времени не осталось. Но я его сегодня же с песочком…
– Не сегодня, а сейчас! – оборвал старшина. – Даю пять
Санёк помчался выполнять команду.
– Напросился на боженькину кашку! – кинул вслед Андрей Скипа, но прозвищу Скипидар, второй помер пулеметного расчета.
– Ррразговорчики! – вновь призвал к порядку старшина.
Странный смотр продолжался. Только теперь, встретив грязный котелок, старшина сразу вскидывал подбородком в ту сторону, куда убежал пулеметчик: «Пять минут!»
– Обычная санитарная проверка, – шепнул Фанька и добавил удовлетворенно: – Ко мне не прискребется!
Оказалось же, санитария ни при чем, просто часть солдат из прибывшего пополнения не имела по чьему-то недогляду котелков, и нам выпало поделиться этим нехитрым воинским снаряжением.
Вот и все.
За этим старшина и построил нас сегодня.
Отныне у каждого оставшегося в роте котелка получалось по два владельца. Пары подбирались – кто с кем хотел. Я, само собой, объединился с Фанькой…
Полное его имя было Нифантий, а девчоночье – Фанька – прилепилось в железнодорожном институте, где мы и познакомились. И подружились. Он приехал с Байкала и в доверчиво распахнутых глазах привез его синее бездонье, как-то сразу располагавшее к этому парню.
Наш институт готовил не просто специалистов по строительству и эксплуатации железных дорог, но инженеров, которые могли бы, помимо этого, возглавить, при случае, работы по восстановлению разрушенных линий. При случае… Начавшаяся война успела преподнести немало подобных случаев, и выпускники института стали «на вес золота».
Недаром уже в июле 41-го наркомат обороны распространил на институт так называемую броню, освобождавшую от призыва в действующую армию преподавателей и студентов.
Узнав о заслонившем нас от фронта «броневом» щите, Фанька принялся доказывать в кругу друзей, что по справедливости право на освобождение должно распространяться лишь на старшие курсы – они действительно представляют собой ценность для государства; мы же, едва закончившие обучение по программе общеобразовательных дисциплин, обязаны приравнивать себя к студентам всех остальных вузов страны, и, коль скоро те подлежат призыву, нам не след отсиживаться в кустах. Стыдно будет после перед собой и детьми, если таковых поимеем.
Пошли в военкомат. Пошли и… получили от ворот поворот. Выпроваживая нас из кабинета, военком объяснил:
– По вашему институту не мы – Москва решает, так что прошу не обижаться.
Фанька ухватился:
– А кто в Москве мог бы?.. Скажем, если от Ворошилова добро будет – отпустите?
Военком рассмеялся – видимо, ценил юмор.
– С Ворошиловым спорить не станем.
Он, военком, просто не знал Фаньку: телеграмма на имя Климентия Ефремовича умчалась в тот же день.