Шахматы из слоновой кости
Шрифт:
Правда, отнести его к прямым своим ученикам он не мог, Валька пришел после курсов, но если говорить о доводке, молодой мастер прошел ее здесь, под руководством Похламкова. А умелая доводка никак не малоценнее тех курсов.
Зазвонил телефон, и Валька, отняв лезвие от щеки Похламкова, потянулся к трубке:
– Спутник красоты на проводе!
Похламков поморщился, хотя и сам не понял – отчего. Выражение это слышал из уст Вальки не впервые, только прежде оно вызывало улыбку, а теперь почему-то царапнуло.
Какая-то
Поколение Похламкова числило себя брадобреями – и тем было довольно. Нынешним мастерам подавай высокие материи, они тебе и спутники красоты, и ударники коммунистического труда… Ударник! Неужели это все, как говорит Феня, просто-запросто: на полбанки художнику – и пошел шагать на вершину?..
Валька кончил говорить по телефону и стал намыливать помазок, готовясь продолжить бритье, но Похламков сказал:
– Пустяк остался, сам добреюсь.
– Бритва, что ли, беспокоила? – вскинулся Валька.
– Так поправлю сейчас, это же нам – раз и два!
Похламков, не умея объяснить внезапного своего отказа, сослался на клиентов – дескать, сейчас начнут подходить, а мастера, видите ли, охорашивают друг друга.
Но клиенты не торопились попасть на орбиту спутника красоты, и Валька нашел себе занятие – достал со шкафа заранее припасенный кусок ватмана, начал перечерчивать из «Советского спорта» таблицу футбольного чемпионата. Он делал это с прилежанием, хотя, как признавался Похламкову, не испытывал к футболу никаких иных чувств, кроме недоумения: зачем взрослые дяди копируют детей? Таблица же требовалась для поддержания на соответствующем уровне разговора с клиентами из числа ценителей этого вида спорта.
Похламков, подобно Вальке, не принадлежал к числу завзятых болельщиков, однако и его тоже не застать было врасплох вопросом: «Как вчера наши сыграли?» И все же ватман с таблицей представился ему сейчас чем-то вроде фальшивой въездной визы в стан инакомыслящих.
– Черт знает, зачем врем с этим футболом? – вырвалось у него. – Себе врем, людям врем. Для чего?
– Для сервиса, – с лета подхватил Валька, пришпиливая ватман на стену под своей «вывесочкой». – Я вон читал, на Мальорке – остров такой в Средиземном море – в портовых парикмахерских даже специальные инструкции для мастеров существуют, с кем и о чем говорить: с капитанами пароходов – о политике, с первыми помощниками – о погоде и рыбалке, со вторыми помощниками – о спорте, с матросами – о красивых девушках…
– Завидую тебе, Валька: один раз прочитал – и наизусть выучил.
– Не выучил, а запомнил. Все, касаемое моей профессии, намертво запоминаю.
Появились первые клиенты – трое парней, начавших от порога шутливо торговаться между собой, кому из троих томиться в ожидании. Валька вмешался, тоже шутливо пообещав:
– Гарантирую: пока шеф обслуживает одного, я с двоими управлюсь.
– А это не будет в ущерб качеству? –
Валька окинул его цепким взглядом.
– Бритье? Стрижка?
– То и другое.
– Есть то и другое, это нам – раз и два!
И внезапно закричал с восторгом:
– Нет, это же надо: как наша «Сибирь» киевлян-то сделала!
– Да, это была игра! – клюнул парень.
А пока трепыхался на крючке умиления, Валька накинул ему на грудь простыню, оставшуюся от вчерашнего комплекта и успевшую не один раз побывать в деле: повсюду темнели остатки волос.
Похламков кашлянул и, когда Валька обернулся, выразительно посмотрел на простыню. Увы, Вальку это ни в какой мере не урезонило, в ответ он кивнул на кресло самого Похламкова.
Что ж, спорить не приходилось, простынка здесь тоже была не первой свежести. Это так. Но над ней ведь не калились красные буквы. Похламков снова кашлянул, поднял на них глаза: коль скоро твою «вывесочку» люди принимают всерьез и с уважением, будь добр, соответствуй!
Однако Валька, проследив за его взглядом, воспринял немую реплику на свой лад:
– Вижу, надумали, Иван Федорович? Хорошо, сегодня же поговорю с художником.
Повернулся к своему клиенту:
– Как будем стричься: «полубокс», «молодежная»?
Ответа Похламков не расслышал, его заглушили
вступившие в разговор Валькины ножницы. И заговорили они на таком профессиональном уровне, что Похламков специально придержал свои, чтобы дать клиентам послушать столь приятную речь. Работал мастер, высокий мастер!
Но что это: Валькин клиент внезапно побледнел и стал заваливаться набок, перевесившись через подлокотник. Валька, продолжая машинально лязгать ножницами, в испуге шарахнулся от кресла.
– Дурной, прысни на него одеколоном! – не растерялась Феня. – Видишь, замутило человека.
Валька все не мог прийти в себя, и Похламков, схватив пульверизатор, пустил в лицо парню струю одеколона.
Парень открыл глаза, потер лицо ладонями.
– Что-то нехорошо мне,- пробормотал смущенно.
– На воздух надо, – посоветовала Феня. – Пойдемте, помогу.
Ее опередил ожидавший своей очереди приятель заболевшего, подхватил того под локоть, увел на улицу. Феня вынесла для него стул.
В это время пришел один из постоянных клиентов Похламкова – обстоятельный, в годах уже мужчина, профессор строительного института. Обычно он заранее созванивался с Похламковым по телефону, а тут объявился без предупреждения.
– Самолет через два часа…
Спохватился, называется, собак кормить!
Похламкову оставалось работы еще минут на пятнадцать, устраивать гонки он не любил, потому счел возможным предложить:
– Может, к Валентину сядете, чтоб время не терять?