Шахматы как модель жизни
Шрифт:
Меня часто спрашивают, что отличает действительно сильного шахматиста, одного из первой десятки, от множества сильных гроссмейстеров, которым никак не удается попасть в двадцатку или даже сотню. Но нет какого-то одного отличия: у неудач столько же причин, сколько и у побед, причем у каждого игрока имеются собственные причины! В том числе такое неуловимое, но горячо обсуждаемое качество, как талант.
Существует так много аспектов в определении таланта, что порой трудно отличить талантливого человека от бесталанного. Гении — совсем другое дело, и мы можем лишь восхищаться Моцартом, уже в пять лет сочинявшим симфонии, или двенадцатилетним Паскалем, чертившим
Шахматы, наряду с музыкой и математикой, относятся к тем немногим человеческим начинаниям, где оригинальное мышление и превосходные способности могут проявляться в очень юном возрасте. Хосе Рауль Капабланка познакомился с шахматами в пять лет, наблюдая за игрой своего отца, и вскоре уже побеждал опытных игроков. В 1918 году семилетний уроженец Польши Сэмми Решевский вышел на сцену в матросском костюмчике и начал триумфальное турне по Европе, побеждая одного за другим сотни взрослых шахматистов. В поисках источника чудесного дара Решевского психологи исследовали особенности его личности: как мог ребенок овладеть столь сложной игрой?!
Все мы знакомы с историями о чудесах раннего развития и в целом готовы признать, что некоторые люди рождаются с особыми талантами. Но даже их необыкновенные способности нуждаются в благоприятных условиях для проявления. Пресловутый вопрос «природа или воспитание?» не имеет простого ответа. Если бы отцом Моцарта был художник, а не учитель музыки, может быть, мы никогда бы и не услышали о гениальном композиторе.
Мое собственное раннее развитие, безусловно, зависело от внешних факторов. Природный шахматный дар у меня обнаружили родители, когда мне было пять лет. Они любили решать публиковавшиеся в газетах шахматные задачи. Играть я не умел, но всегда был рядом и внимательно следил за передвижением фигур на доске. Однажды я подсказал решение задачи, чем крайне удивил родителей. «Если уж он знает, чем кончается игра, надо показать, как она начинается», — сказал отец и стал объяснять мне правила. Вскоре меня нельзя было оторвать от шахмат.
Когда мне исполнилось семь лет, отец принял свое последнее решение (вскоре он тяжело заболел и умер) — отдать меня в шахматную секцию, и мама горячо поддержала эту идею. Теперь она любит вспоминать, что в ту пору чаще старалась обуздать мое упрямое стремление к шахматам, а не потворствовать ему. Когда пришли первые успехи и меня начали хвалить в прессе, она делала мне «прививки» от зазнайства, внушая: «Каждый человек в чем-то талантлив, только не всегда этот талант раскрывается. Тебе повезло, что твои способности проявились так рано. Просто повезло!» И нагружала работой по дому…
Маме запомнился также вызов в школу и разговор с учительницей начальных классов, укорявшей меня за дерзкое поведение на уроке. Я пытался ее поправлять! А на замечание, что так поступать нельзя, поскольку все остальные подумают, будто я считаю себя самым умным, возразил: «Но разве это не правда?» Да, моим учителям было со мной нелегко.
Почти каждый юный талант в любой области отдает должное кому-то из своих родных и близких — тем, кто дал ему первоначальный толчок. Однако необходимо и наличие внутренних факторов. Сомневаюсь, что я достиг бы такого успеха в чем-нибудь еще, кроме шахмат. Умение играть пришло ко мне естественным образом, а характер игры идеально соответствовал моим способностям.
Не каждому так везет в жизни. Но каждый может достигнуть многого, если вовремя распознает свое призвание, выбирая будущую профессию. Проблема в том, что с годами нам
Эксперименты имеют жизненно важное значение, ибо любой вид деятельности предполагает наличие целого комплекса природных качеств. Концертирующий пианист должен обладать превосходным слухом, музыкальной памятью, чувством ритма, но также и физической выносливостью. Да и во многих других сферах — будь то менеджмент или военное дело, наука или политика — всегда можно определить набор основных необходимых качеств и навыков. Шахматы — не исключение. Чтобы стать выдающимся шахматистом, надо добиться гармоничного сочетания развитого основного таланта с целым комплексом приобретенных навыков и знаний. Среди самых важных природных качеств — память и воображение.
Память и талант
О памяти часто говорят как о качестве, которым человек обладает или не обладает, словно это высокий рост или голубые глаза. Ее даже пытаются классифицировать, утверждая, к примеру, что у кого-то хорошая память на лица, но плохая — на имена. Существуют и устоявшиеся стереотипы — скажем, образ рассеянного профессора, который помнит наизусть «Евгения Онегина», но вечно забывает, где он оставил свой портфель.
Известно, что отдаленные и близкие по времени воспоминания мозг хранит в разных «ячейках». Встречаются люди с фотографической памятью, способные с ходу, без усилий запоминать целые телефонные справочники. Многие полагают, что таким даром должны обладать и лучшие шахматисты, но это далеко не так.
Можно согласиться с тем, что выдающийся шахматист должен иметь хорошую память, но куда труднее выяснить, что именно он должен помнить. Рисунок игры? Варианты? Мысленные образы позиций на доске? Верный ответ — «всё из вышеперечисленного» одновременно и разочаровывает психологов, и разжигает их любопытство.
Издавна людей поражало умение играть в шахматы «вслепую». Когда в 1783 году Филидор дал трем соперникам сеанс одновременной игры, не глядя на доску, его провозгласили несравненным гением! Одна из газет назвала его достижение «феноменом в истории человечества, который будет причислен к лучшим образцам человеческой памяти до тех пор, пока не изгладится сама память».
Через 4 года, вскоре после Второй мировой войны польский гроссмейстер Мигель Найдорф, вынужденно оставшийся в Аргентине, нашел весьма оригинальный способ сообщить своим родственникам в Польше, что он жив: провел грандиозный сеанс одновременной игры вслепую на 45 досках. То есть ему приходилось следить в уме за расположением и передвижением 1440 фигур! Сеанс продолжался так долго, что некоторые изнуренные соперники Найдорфа уступали место другим игрокам. Почти сутки спустя гроссмейстер завершил сеанс, одержав 39 побед при четырех ничьих и лишь двух поражениях.
Может быть, Найдорф обладал врожденной фотографической памятью? Ничего подобного! У него была замечательная «шахматная память» — способность удерживать в голове схемы игры и передвижения фигур на 64 клетках доски, необходимая шахматисту, независимо от того, играет ли он глядя или не глядя на доску. Способность запоминать главные варианты и видеть вперед делает наши расчеты быстрыми и точными. Это означает, что нам не приходится заново просчитывать с нуля каждую позицию: чтобы увидеть ее мысленно, достаточно помнить ведущий к ней вариант.