Шахразада. Рассказы

Махфуз Нагиб

— Лучше бы скопил денег, чтобы выдать замуж своих дочерей!

— Он собирался взять ссуду под часть пенсии, как только надо будет готовить приданое для одной из них…

Однажды начальник позвал меня к телефону. До меня долетел голос, заставивший сильно забиться мое сердце — Малика, любимая моя! Она назначила мне вечером свидание на улице ас-Сараййат… Я увидел ее, но в моем сердце не было ни искры надежды. Встреча после горького года жестокой и долгой разлуки! Вот снова передо мной прекрасное лицо и безумно влекущее к себе тело. Растерянно и смущенно она проговорила:

—

Ты меня, конечно, забыл!

Мы шли рядом, и я говорил:

— Такой конец даже не приходил мне в голову…

— Я, когда ко мне сватаются, все время отказываю… Но как же мне сохранять стойкость перед шквальными порывами ветра?

— Мне стыдно, Малика.

— Неужели нет проблеска надежды?

— Дела все хуже и хуже…

Мы шли вперед в полном молчании, словно провожали в последний путь покойника, шли, пока не приблизились к площади Французской больницы. Она прошептала:

— Я могу сделать все, что ты мне скажешь.

Но я покачал головой, окончательно покоряясь судьбе:

— Мне нечего предложить. Было бы нечестно обманывать тебя. Я и так виноват, что погубил часть твоей жизни…

Вечер наваливался на нас всей своей тяжестью, и ничто, даже синие фонари светомаскировки, не могло разорвать густую сомкнувшуюся тьму… Мы должны были расстаться прежде, чем придем на улицу Аббасии. Смириться с разлукой, которая унесет с собой все. Мы остановились. Я спросил чужим голосом:

— Я заслуживаю в твоих глазах упрека, Малика?

Она отрицательно покачала головой, не произнеся ни звука. Наши руки встретились. Последнее, что я сказал, было:

— Я всегда буду желать тебе счастья…

И она ушла. А я не отрываясь смотрел вслед… Что дала эта встреча, кроме новых горестей? Лишь разбередила душу… Я стал еще больше ненавидеть все на свете, так что даже начал читать оппозиционные газеты, впрочем, без малейшего интереса к политике.

Как-то я спросил Али Юсуфа:

— Скажи мне, всезнайка: впереди у меня вечная холостая жизнь, так как же мне быть с половой проблемой?

Али громко рассмеялся:

— Тебе ничего не остается, кроме Умм Абдо!

Я опешил:

— Умм Абдо?

— А что? Она воспитывалась у вас, жалкое создание, но в ней есть искра жизни, почему бы и нет?

— Она же старше меня лет на десять…

— Ну я же не предлагаю тебе на ней жениться, устаз!..

…Во всей вселенной нет места, тронутого распадом и населенного снами наяву, подобного ветхому зданию на улице Абу Хода и кофейне «Ан-Наджах» на площади Армии. Что же еще остается одинокому отставнику?!.. Если бы у меня появилось много денег, то я бы отправился путешествовать и исколесил бы всю страну. И если бы на меня нежданно свалилось богатство, оставленное, к примеру, бразильским дядюшкой, то я бы объездил весь мир, чтобы жениться на прекрасной девушке… Как приятны мечты, и как они жестоки, ведь ты, Малика, живешь совсем рядом со мной, а я молчу и не делаю ни одного шага к тебе. Мы — дети одних и тех же воспоминаний и жертвы одной и той же старости, а сердце нашептывает мне,

что ты все та же!..

Хамада ат-Тартуши радостно сообщил:

— Мой сын получил повышение — теперь он генеральный директор.

Я поздравил его и заключил:

— Сегодня вечером кофе и сандвичи за твой счет.

— Только кофе! — решительно возразил он.

— Послушай, а ты все еще спишь со своей женой?

Хамада засмеялся:

— Странный вопрос.

— Я, конечно, прошу извинения, но он меня волнует.

— Когда захочу, — лаконично ответил Хамада, а потом добавил, — частенько есть сила, но нет желания…

Потом он продолжил с состраданием в голосе:

— И как это тебя миновал брак? Я не знавал человека со столь нежным отношением к женитьбе!

Я горько пояснил:

— Вплоть до прошлого года мне надо было содержать семью, а каждое повышение жалованья съедала растущая дороговизна.

— Как жаль! Ну и Умм Абдо умерла раньше времени?

— Скорее, позже. Уже после того, как стала ненужной мужчинам.

— Да… Что же тебя удерживает от встречи с Маликой?

…А Али Юсуф бросал на меня испытующие взгляды. Я-то прекрасно знал, чего он хочет, но прикидывался непонимающим. В конце концов он все-таки спросил, когда мы сидели в старой кофейне «Аль-Инширах» — там, где сейчас выставка мебели:

— Что нового от Умм Абдо?

Я засмеялся и стал рассказывать:

— Страшная авантюра, но окончилась успешно…

— И как же? — спросил он с живейшим интересом.

— Ну что тебе сказать? Знаю ее с самого детства, словно она — предмет домашней обстановки, которую я унаследовал от отца. Наши отношения всегда были почтительными, и, думаю, она очень удивилась, когда обнаружила, что мои слова и взгляды вдруг изменились. Но в подобных делах только идиоты ничего не понимают. А Умм Абдо — хорошая женщина и, к счастью, не дура. Конечно, когда я протянул к ней руки, она сначала смутилась, отступила назад, разволновалась, задышала часто… Теперь все идет наилучшим образом, но — надо соблюдать осторожность.

— Боишься скандала?

— Конечно!

— Они тебе запретили жениться, так неужели они еще захотят и казнить тебя?

— Да нет, просто я не так воспитан, да и стыдно как-то.

— Главное, нервы твои пришли в порядок?

— Пожалуй…

— Ну вот, молись за меня…

— Что бы я делал без тебя, благородный сводник!

Да, нервы мои пришли в порядок, но ощущение недовольства, бесплодности и ничтожности происходящего стало вдвое сильнее.

Я часто задавался вопросом: «Следовало ли нам завидовать воюющим странам и самим ввязываться в войну?..» Мы постоянно узнавали о чем-нибудь страшном, слышали сигналы воздушной тревоги, видели солдат-союзников. Нас поражали неожиданные повороты событий и разгром гигантских армий. С Али Юсуфом мы встречались каждый день: то в кафе «Аль-Инширах», то — в бомбоубежище.

Однажды вечером он спросил меня:

— Я хочу знать твое мнение об одном важном деле. Только откровенно!

— О чем?