Шахта дьявола
Шрифт:
Она не отвечает, но ей это и не нужно. Мое кольцо все еще на ее левой руке, мои пальцы все еще сжимаются ее сильным жаром. Я могу сказать, что она ни для кого не раздвигала ноги с тех пор, как побежала. Должно быть, ее мечты занимали ее.
Я вошел в нее, желая иметь третью руку, чтобы я мог схватить ее за шею и выдавить дыхание из ее горла.
— Каждый раз, когда ты притворяешься, что ненавидишь, когда я прикасаюсь к тебе, я докажу тебе, какая ты лгунья. Ты не сможешь убежать от правды, как ты бежала от меня, я тебе это обещаю.
—
— Попроси меня трахнуть тебя. — Я повторяю приказ еще раз, голос настолько глубокий от похоти, что его невозможно узнать. Ее сопротивление сводит меня с ума. Она сказала мне, что пришла добровольно, и я хочу, чтобы она имела в виду это во всех отношениях.
— Никогда, — задыхается она.
Я смеюсь мрачным, лишенным юмора звуком и высвобождаю пальцы из ее тугого жара. Она тихо скулит от потери. Когда я сжимаю ее волосы в кулаке и отдергиваю их назад, это превращается в резкий выдох. Ее спина неестественно выгнута, когда я прижимаюсь ртом к ее уху.
— Тогда ты будешь умолять, — зловеще обещаю я. — Только тогда я тебя трахну. Я могу пережить тебя, амор . Я ждал достаточно долго, чтобы иметь тебя. Но мне нужно, чтобы ты стояла на коленях и умоляла меня взять эту сладкую киску, прежде чем я это сделаю.
Я толкнул ее обратно на сиденье, не дожидаясь ответа, и сдернул с нее стринги. Она снова задыхается. Он быстро стал одним из моих любимых звуков.
— Это наказание, — хрюкаю я, тянусь к пряжке ремня.
Металл звенит в тишине, привлекая ее внимание к моей талии. Когда я дергаю за один конец, и ремень по всей длине со зловещим щелканьем просвистывает сквозь петли, ее глаза расширяются от страха. Возможно, она была права, назвав меня садистом, потому что я чувствую, как мой член твердеет еще сильнее от ее очевидного предвкушения.
— Передумаешь?
Она упрямо качает головой, но тревога в ее взгляде остается.
— Хорошо, — говорю я, складывая дорогую кожу так, чтобы она образовала петлю в руке. — Потому что ничто не помешает мне поставить метку на этой заднице сейчас.
— Ты действительно дьявол, — кусается она.
Я ласкаю ее задницу ремнем, и она вздрагивает от прикосновения прохладной кожи.
— А ты ангел, амор . Мой ангел, — мурлычу я. — Но я не остановлюсь, пока не утащу тебя в глубины ада на вечность вместе с собой.
При этом я поднимаю ремень и быстро опускаю его обратно. Он возбужденно свистит в воздухе, прежде чем ударить ее по заднице. Она кричит, и этот звук с открытым горлом вызывает приятное покалывание у меня в позвоночнике.
К тому моменту, когда второй удар пришелся ей по заднице, ее руки превратились в кулаки с побелевшими костяшками пальцев. Ярко-красный рубец поднимается на ее коже, такой же, как и первый. Их появление успокаивает то, что было опасно необузданным с тех пор, как она ушла.
—
Когда она не отвечает, я снова ее хлестаю. Ее ответный крик прерывистый, горло свело от боли. К счастью, машина звукоизолирована, иначе мне пришлось бы пристрелить Артуро и Марко за то, что они слушали принадлежащие мне звуки.
— Ответь мне.
— Ч-что ты хочешь, чтобы я сказала? — В ее голосе слышны слезы, тон ее колеблется, что должно было бы заставить меня остановиться, но этого не происходит.
— Скажи мне, что ты понимаешь.
— Я понимаю.
— Скажи мне, что ты больше не будешь убегать.
Ее рот сжимается в упрямую линию, и она отворачивается от меня.
— Отлично. Пусть будет по-твоему.
Следующие три удара моего ремня последовали один за другим, без передышки. Я не сдерживаюсь. Я хочу, чтобы она чувствовала боль каждый раз, когда садится. Я хочу, чтобы она вспомнила, почему ей больно, почему ее выбор причинил ей боль.
— Это шесть! — она задыхается.
— Скажи мне, что ты больше не будешь убегать, — требую я.
Тишина.
Если не считать свистка ремня, который ударил ее еще два раза. Она сейчас откровенно плачет. Она молчит об этом, кусая губу, чтобы я не услышал, как она разваливается на части, но ее плечи, тем не менее, трясутся. Я дергаю ее за волосы и слизываю слезы с ее щек.
— Тебе следовало попросить меня трахнуть тебя. Вместо этого я мог бы лизать эту мокрую киску или сосать твои тугие соски прямо сейчас.
Тушь стекает по лицу. Она никогда не выглядела более красивой. Единственный способ пережить этот момент — это когда она, наконец, сдастся. Но сейчас я буду наслаждаться борьбой и упрямством.
Я ударил ее еще раз. И опять.
— Тьяго! — она кричит.
Ее задница теперь полностью красная, представляющая собой красивую мозаику из приподнятых, болезненных рубцов. Я нежно ласкаю их большим пальцем, и она шипит.
— Ты знаешь что я хочу. Скажи это, или я продолжу.
Свежие слезы скатываются в уголки ее глаз и стекают по щеке. Я зачерпываю их пальцем и всасываю в рот, не желая пропускать ни одну.
Я поднимаю ремень.
— Я не буду…
Я останавливаюсь, застыв от ее едва слышного вмешательства. И я жду.
Пять секунд.
Десять.
На этот раз ремень соединяется с верхней частью ее бедер, в том месте, где они соприкасаются с ее задницей. Она трясется и кричит, безвольно падая на сиденье.
— Я больше не убегу от тебя, — наконец шепчет она, утомленная.
Извращенная победа вспыхивает в моих венах при ее первом подчинении. Я перебрасываю ремень на другую сторону машины и отпускаю ее запястья, переворачивая ее на руки.
Она вскрикивает, когда ее раневая задница соприкасается с грубым материалом моих брюк, поэтому я успокаиваю ее поцелуем, поглощая все ее хныканье.