Шалаш в Эдеме
Шрифт:
– Кодя! – заверещала она на весь район. – Ты куда это собрался? Забыл, что обещал меня в салон отвезти?
– Какой еще салон? – отшатнулся Кондратий. – Не видишь – человек только с работы! Полночи одного козла караулили, ни пожрать, ни поспать… иди ты со своим салоном!
– Ты сам козел! – мгновенно озверела Карина. – Тебе бы только нажраться и дрыхнуть полдня! Что же мне – пешком идти?
– Иди ты… – Кондратий вошел в подъезд и оттуда выкрикнул, куда и зачем должна идти Карина.
Она не осталась в долгу и тут же послала его
– Лешенька! – Карина теперь была сама любезность. – Не подвезешь ли девушку хоть до метро?
– Садись, что ли… – буркнул тот, а мы с Кириллом в это время проскочили в подъезд.
Бросив взгляд из маленького окошка, я увидела, что Карина вовсю обхаживает хозяина джипа, и подумала, что на плешивой голове Кондратия Полукопченого очень скоро могут вырасти большие ветвистые рога.
Квартира Амалии была на третьем этаже, я узнала ее по многочисленным табличкам – по всем этим Пуделям и Мышечкиным. Полукопченому нужно было звонить четыре раза. Мы с Кириллом переглянулись, и я нажала на кнопку.
Очевидно, Кондратий еще не успел завалиться на диван, потому что через некоторое время послышались шаги, и он возник на пороге с ворчаньем:
– Ну че ты трезвонишь, че ты рвешься? Вечно все забываешь, не голова, а мяч дырявый…
Как видно, он думал, что это вернулась Карина, и очень удивился, увидев на пороге меня. Я тоже едва смогла совладать с собственным лицом, потому что Кондратий успел снять шапочку, и взорам нашим открылась лысина, располосованная когтями коммунального кота Ромуальда. Мне даже стало на минуту жалко пострадавшего.
– Здрассте! – Я заулыбалась и даже попыталась сделать реверанс. – А Амалия Львовна дома? Я вообще-то к ней…
Было странно искать Амалию дома, учитывая тот факт, что я собственными глазами видела ее полет с седьмого этажа в объятиях Малюты, но я рассчитывала на неосведомленность Полукопченого и неоперативность сотрудников органов милиции. Прошли ведь всего сутки с ее гибели, сообщить они вряд ли успели…
Так и оказалось.
– Этой старой грымзе три звонка! – рявкнул Полукопченый и пошел по коридору к себе, не позаботившись закрыть дверь.
Очень кстати, потому что я впустила Кирилла, и мы тихонько двинулись следом. Никто не выглянул в коридор – ни Пудель, ни Ляля Шутикова. Да и живут ли они тут вообще? Может, таблички остались от старого режима?
Кондратий сидел за столом, уставленным грязной посудой, и ел прямо из сковородки остывшую яичницу, а вместо хлеба он орудовал батоном докторской колбасы, откусывая от него большие кусищи. Я невольно подумала, что за подобное бытовое обслуживание он должен лупить свою Каринку каждый день, как сидорову козу. Я сама не образец домовитости, но мамочка кое-что успела вбить мне в голову: если уж живешь за счет мужика, то минимум комфорта ты должна ему предоставить, то есть никаких горелых сковородок и холодных яичниц
Именно это и удерживало меня от преждевременного замужества: готовить и убираться мне как-то не хотелось, а получать в морду – тем более.
Нам помогло то, что, увидев Кирилла, Полукопченый от неожиданности подавился колбасой и надолго закашлялся. Кирилл подскочил к нему, двинул его по многострадальной исцарапанной лысине и связал руки грязным полотенцем, валявшимся рядом на стуле.
В комнате был жуткий беспорядок – пылища, всюду валялись Каринкины тряпки и обувь. Я нашла поясок от халата, и Кирилл связал Кондратию еще и ноги, а после того сжалился и врезал ему по спине, чтобы тот перестал кашлять.
– О! – удовлетворенно сказал он, увидев, что выпученные глаза Полукопченого встали на место. – Проскочило!
– Вам чего?! – ошеломленно спросил Кондратий. – Вы с какого дуба рухнули, а?
Он подвигал руками и ногами и убедился, что они связаны на совесть.
– Привет тебе, Кодя, от Амалии Львовны, – усмехнувшись, сказала я. – Знаешь, где она сейчас?
– Да мне на нее… – Кондратий выразился непечатно.
– Может, это и верно, – согласилась я, – только Амалию вчера сбросили с седьмого этажа.
– А я тут при чем? – Полукопченый пожал плечами.
– Тоже верно, тут ты ни при чем, – согласилась я, – но если бы ты не свел ее с бандитами, то ничего бы не случилось.
– А ну, говори быстро, с кем ты ее познакомил! – приказал Кирилл.
– Да ты чего?! – заорал Кондратий. – Да я знать ничего не знаю! Да я вообще ни с кем ничего.
– Угу, ты белый и пушистый, работаешь нянечкой в детском саду, так? – рассердилась я, потому что из коридора послышались подозрительные звуки.
– Берта Брониславовна! – заорал вдруг Кондратий. – Милицию вызывайте, в квартире криминал!
Вот тебе и здрассте! Оказывается, Пудель существует, и он женского рода – Берта Брониславовна Пудель! Подумав, я мигом оторвала розовый помпон от Карининой тапочки и засунула его Полукопченому в рот. Он перестал орать, но замычал.
– Дай-ка! – Кирилл без видимых усилий поднял Кондратия со стула. – Окно открой!
Я распахнула большое, красивой формы окно. Между рамами была многолетняя слежавшаяся пыль. Кирилл положил свою ношу на широкий подоконник и сказал:
– Решай быстро: либо ты говоришь мне имя, либо я тебя отпускаю.
– Хочешь с Амалией на том свете повидаться? – добавила я. – Тут не седьмой этаж, а третий, может, и не убьешься, но кресло инвалидное можешь заказывать уже сейчас!
С этими словами я вытащила помпон.
– Пошли вы все… – высказался Кондратий, отплевавшись.
Но Кирилл был настроен серьезно. Он перевалил Кондратия через подоконник и стал осторожно его опускать.
– Слушай, еще немного, и я тебя не удержу! – сказал он с натугой. – Я ведь не железный… Ты пойми, ребята погибли, четверо человек, друзья мои…