Шальная графиня (Опальная красавица, Опальная графиня)
Шрифт:
Она хоть и не знала точно, где выход из подземелья, все же не сомневалась, что он таится именно в конце коридора, там, где на нее пыталась напасть Фимка. Елизавета со всех ног поспешила туда и затаилась у стены, моля бога, чтобы удалось опередить и перехитрить Араторна. Она вся обратилась в слух и только благодаря этому не пропустила легчайших, почти беззвучных шагов. Однако венценосец, если это был он, пришел сюда без свечи, без фонаря, и Елизавета могла только слышать его, но никак не видеть.
Она мысленно чертыхнулась. Вот
Она досадливо прикусила губу, все еще пытаясь по слуху определить, где затаился Араторн, но это было невозможно: венценосец, чудилось, и дышать перестал. «Ладно, – решила Елизавета, – как только Вайда объявится, я закричу или еще что-нибудь придумаю». А пока приходилось ждать, и ожидание показалось ей вечностью. Чудилось: она сама растворилась в кромешной тьме, сделалась ее частицею, и даже глазам не поверила, когда по потолку вдруг пробежал слабый отсвет, а потом откуда ни возьмись возник Вайда с фонарем в руке.
Свет вырвал из тьмы силуэт высокого человека в рясе, который молча метнулся к цыгану. Елизавета даже опешила: оказывается, Араторн стоял в двух шагах от нее! Как же они друг друга не заметили? Но уж теперь-то она не оплошает! С этой мыслью Елизавета взметнула полено – и со всего маху обрушила его на покрытую капюшоном голову. И, не взглянув более на распростертое тело, с радостным криком бросилась в объятия Вайды.
Она покрывала поцелуями каждый дюйм его когда-то ненавистного лица, когда чей-то изумленный возглас заставил их отпрянуть друг от друга. Елизавета увидела человека, склонившегося над телом Араторна.
– Кто это? – испуганно вскрикнула она, цепляясь за руку Вайды.
– Не бойся, доченька: он – добрый товарищ мой, – успокоил цыган, и Елизавета счастливо улыбнулась, уловив мягкие, ласковые интонации Татьяны в его голосе. – Он мне помощник, а может, я ему. Ты его полюби и приветь.
Однако сейчас этому человеку было явно не до любви и привета. Стоя на коленях над Араторном, он изо всех сил тряс его, похлопывал по щекам, силясь привести в чувство.
– Что такое? – озабоченно спросил Вайда, вглядываясь, и, вскрикнув, тоже рухнул на колени и принялся теребить венценосца.
Эта забота об ее первейшем враге показалась Елизавете более чем странной и оскорбительной. От души надеясь, что более никакая сила не приведет Араторна в чувство, она со злорадной усмешкою наклонилась над ним – и тут же показалось, что разум ее помутился, ибо вместо изъеденного оспою, страшного лица Араторна она увидела молодое, бледное, с закрытыми глазами лицо... Данилы!
– Предатель поганый! – вскричала Елизавета, но тут же широкая ладонь Вайды зажала ей рот:
– Не шуми, девонька. Не ровен час, сбегутся, антихристы!
Человек, стоявший на коленях над Данилою, тоже повернулся
– Больно уж слаба ты стала, как я погляжу. Чего приужахнулась? Говорю, это мой друг. Да ладно, не время сейчас лясы точить. Э, да никак жив наш парнишка-то! – радостно воскликнул он, увидав, что Данила медленно открыл помутневшие от боли глаза и что-то невнятно забормотал.
– Что-что? – склонился к самым его губам рябой сотоварищ Вайды. – Кто тебя ударил? Она?!
– Ох, ох... – с жалобным стоном Данила попытался приподняться и упал бы снова, когда б рябой не подхватил его. – Ох, бедная моя головушка! За что, барыня милая, за что вы меня так?
Вайда как-то странно вздрагивал рядом с Елизаветою. Она покосилась: да он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться! А рябой взирал на Данилу с нескрываемым сочувствием. Возмущение переполнило сердце Елизаветы.
– За что? – воскликнула она гневным шепотом. – За что, спрашиваешь? Да за твое гнусное предательство! Что, Араторн в награду посулил тебя в Орден принять или ты уже давно состоишь в числе его сторонников? Говорил, жизнь за меня положишь, а сам предал, да так гнусно, так подло!
– А ну, тихо! – велел рябой, не повышая голоса, метнув на Елизавету предостерегающий взгляд. – Говорите, что он сделал, да потише и покороче, если не хотите, чтобы сюда вся тюрьма собралась.
Елизавета фыркнула от злости, но послушалась.
– Он всего-навсего сообщил Араторну о вашем приходе и о том, что Кравчук велел цыгану меня отравить. О, конечно, это такая мелочь, – язвительно усмехнулась она, – но, ежели б я их разговора не подслушала, вас бы тут ждали штыки да пули!
– А разве маменька не учила вас, что подслушивать за дверью нехорошо? – улыбнулся рябой, но тут же осекся, услышав, как Вайда тихонько выругался по-цыгански. – Простите великодушно, сударыня, мне мою вольность, однако задумайтесь на минуточку: ежели б Данила был тем самым предателем, каковым вы его считаете, разве он не сказал бы Араторну, что мы придем вовсе не отравить, а освободить вас?
Елизавета смотрела непонимающе. И вдруг осознание всей нелепости ее поступка обрушилось на нее, как ушат ледяной воды. А и в самом деле – Данила не сказал этого! Что же происходит?!
– Так, значит... – она запнулась, и рябой договорил за нее:
– Так, значит, он никакой не предатель, а действовал по нашему с Вайдою наущению, Араторна в ловушку заманивая. А вы всю нашу задумку поломали, и как нам теперь того мессира повязать – один бог знает.
– Да ну, подумаешь, большое дело! – раздался слабый голос Данилы. – Я его уже повязал. Лежит как миленький у барыни под кроватью... там, где меня нашел да откуда вытягал.