Шальные похождения
Шрифт:
Руки у Холли были мокрые, поэтому она отбросила с глаз светлые волосы тыльной стороной запястья. Вьющиеся пряди непокорно выбивались из-под заколки. Как и сама Холли, волосы ее тоже любили свободу.
Сегодня ей предстоит множество всяких дел, в том числе и просмотр последней партии анкет-отзывов, заполненных участниками семинара. Но как бы там ни было, в данный момент эти с трудом выкроенные полчаса нужны ей самой. Ведь именно к Холли как основателю и директору “Внутреннего взгляда” все остальные обращаются за советами и указаниями. Холли усмехнулась, подумав об
Оглядываясь назад, она могла понять, что все начинания, в которых она участвовала раньше, а их было немало, вели к нынешней затее. Холли считала очень важной работу, идущую здесь. Ей приятно было думать, что она вносит перемену в жизнь людей, повышая их самоуважение и доверие к себе.
Конечно же, она просто возвращает помощь, которую когда-то оказывали ей. Холли по себе знала, каково бывает человеку, когда дух его сломлен и сокрушено доверие к себе.
Воспоминание стерло улыбку. Это случилось очень давно, ей едва исполнилось восемь лет, но Холли никогда не забывала…
“Твоя мать умерла. Тут уж ничего не поделать. Слезами ее не вернешь, так что перестань, девочка, хныкать! — приказал отец. — Редмонды никогда не хнычут. Никогда не плачут. Это мать тебя подпортила гнильцой. Посмотри на себя, посмотри на этот беспорядок! ” От сердитого взмаха его руки рисунки и акварельный набор, который Холли подарила мать, слетели и рассыпались на полу.
Даже сейчас Холли еще помнила, какой приступ ярости испытала в ту минуту, ярости оттого, что отец так обошелся с единственной вещью, какая осталась ей от матери. Перед тем она с отчаянием наблюдала, как отец через час после смерти матери освобождает комнату от ее вещей. Будто только и ждал, когда же, наконец, можно будет стереть все следы существования ее любимой матери. Он уничтожил последний подарок, полученный от нее, последнюю соломинку, за которую Холли держалась, — по крайней мере так ей казалось.
Девочка налетела на отца, колотила кулачками, плакала, стонала от боли. Отец держал ее, отстранив от себя, словно перед ним всего лишь отвратительное насекомое, пока она, рыдая, не рухнула к его ногам. Оставив ее лежать на полу, он ушел.
На следующий день рано утром Холли посадили в самолет, направлявшийся из Сакраменто в Новую Англию, где ее ждала школа-пансионат. “Там, девочка, тебя научат уважению, — сказал при расставании отец. — И для тебя лучше хорошенько затвердить эти уроки, поверь мне, они тебе будут только на пользу”.
Школа-пансионат не пошла ей на пользу. Какая может быть польза без доброты? Вечный самоконтроль, постоянная зависимость от чужих похвал и порицаний. Но спасал учитель по искусству, ценивший ее художественные работы. Слабого проблеска света хватило, чтобы посеять семена самоуважения и дать им взойти.
Учителя, да и другие взрослые, пытались подогнать ее под некую форму, отлить из Холли по шаблону слепо послушную личность и покорную дочь, какой хотел видеть ее отец. Но эти люди так и не добились успеха. Из-за упрятанного глубоко внутри источника, дающего
С тех пор Холли прошла долгий путь. Целая вечность отделяет ее от того времени, когда отец железной хваткой держал дочь под контролем, пока ей не исполнилось восемнадцать лет.
Взглянув на водонепроницаемые часы — с Ван Гогом на циферблате, — она поняла, что если не поспешит, то опоздает в класс к детям, рисующим пальцами, где у нее через пятнадцать минут должен начаться урок.
На сей раз занятия прошли бурно: ученики попытались рисовать не на бумаге, а на волосах друг у друга. И класс не на шутку разбушевался.
Дела сегодня продвигались от плохого к худшему. Едва Холли вернулась после занятий к себе в / коттедж, как к ней ворвалась Скай. Сорока с небольшим лет, черные с проседью волосы небрежно заплетены, Скай была, если уж подыскивать сравнения, своего рода матерью-землей. Ее взросление пришлось на шестидесятые годы, и она так никогда и не выросла из той эпохи Водолея. Она умела печь хлеб, ткать придуманным ею способом холсты и составлять из трав чай, лучше которого Холли пробовать не приходилось. Фактически единственное, чего Скай не умела, так это поддерживать баланс в чековой книжке, регулярно с девяти до пяти сидеть на работе и голосовать за республиканцев.
Холли считала Скай не просто подругой, а членом своей большой семьи, которую она собрала здесь, во “Внутреннем взгляде”.
— Ты срочно нужна в главном офисе, — врываясь, оповестила ее Скай. — Советую поторопиться.
Не дожидаясь дальнейших объяснений, Холли сорвалась с места и побежала к зданию, которое использовалось как штаб-квартира и офис “Внутреннего взгляда”. Там она нашла свою помощницу, Чарити, с безумным видом втискивавшую вещи в детскую сумку.
— Что случилось? — спросила Холли.
— Моя малышка! — воскликнула Чарити. — У нее высокая температура, и доктор сказал, чтобы я прямо сейчас доставила ее к нему в кабинет. Гвидо хочет отвезти меня. Он с малышкой уже в машине.
— Я побуду здесь вместо тебя, Чарити, — поспешно заверила ее Холли. — Доктор Бронкасио знает свое дело. Он позаботится о Саншайн.
Чарити схватила мешок с пеленками и пробормотала что-то о главном бухгалтере по фамилии Потгер, который сегодня приедет.
— Я разберусь с ним, — пообещала Холли.
На всякий случай она решила, прежде чем разбираться с кем-нибудь, счистить следы от живописи пальцами, которые еще украшали ее руки, результат утренней схватки с буйными учениками. Еще одно утро позади… Очередной спокойный день во “Внутреннем взгляде”, меланхолично отметила про себя Холли, когда, отчистившись, направлялась назад в офис.
Рик вышел из машины и потянулся. Дорога от Сиэтла до “Внутреннего взгляда” заняла у него два часа. Прежде чем выехать, он убедился по телефону, что Холли Редмонд действительно здесь. Рик побоялся спугнуть ее и не стал просить к телефону, чтобы поговорить лично. Судя по всему, эта птичка легка на подъем, и один Бог знает, как ему не хотелось выслеживать ее сызнова.