Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
Шрифт:
— До свидания, — сказала Лидия. — Я приехала сюда на такси, чтобы сказать вам, к чему могло бы привести ваше отношение.
— Какое отношение? — Он последовал за ней до края своего участка. Там, на парковочной площадке, стояло такси, новое, желтое и блестящее; его водитель, сидя за рулем, читал газету. — Я сам отвезу вас обратно, — сказал он. — Повидаю его, ладно? Могу я его увидеть, посмотреть, как он там?
— Будете ли вы управлять машиной с осторожностью? —
— Конечно, — сказал он, уже направляясь к лучшей своей машине, «Шевроле».
Он открыл дверцу, завел мотор и дал ему набрать обороты, нажав на педаль газа. Потом он подошел к припаркованному такси и заплатил шоферу. Вернувшись, обнаружил, что Лидия уже забралась в «Шевроле» и устроилась на заднем сиденье. Она сидела, уставившись вперед, с ничего не выражающим лицом… нарочно, подумал он, усаживаясь за руль. Заявилась сюда затем лишь, чтобы мне стало плохо, потому что я его не нашел.
Он вел машину, маневрируя в потоке транспорта. Никто из них не раскрывал рта.
Подъехав к их дому на Гроув–стрит, он пошел впереди Лидии, прежде нее поднялся на крыльцо. Но входная дверь была заперта, и ему пришлось ее дожидаться. Как только она отперла дверь, он вошел внутрь.
Там, в гостиной, он и застал старика, который выглядел почти так же, как всегда, за исключением того, что вместо хлопчатого рабочего костюма и башмаков был облачен в голубой банный халат и домашние тапочки. Он сидел посреди кушетки, положив ноги на пуфик, и смотрел телевизор. Телевизор был включен на такую громкость, что его звук наполнял всю комнату. Эл остановился, глядя на старика, но тот его вроде и не замечал.
В конце концов Эл подошел к телевизору и убавил звук. Тогда старик повернул голову и заметил его.
— Что случилось? — спросил Эл.
— Грудь рассек, — сказал старик.
— И все?
— Может, ребро треснуло. Доктор сделал рентген. Перевязал меня.
— Как это произошло?
— Упал, — сказал старик.
— Что, поскользнулся на масле?
— Нет.
Эл ждал.
— Как же тогда? — спросил он наконец.
— На мокрой траве, — сказал старик.
— Черт, где же ты ее нашел, мокрую траву?
— Он был в округе Марин, — из–за его спины сказала Лидия.
— На отдыхе, что ли? — предположил Эл.
— По делам, — сказал старик.
Какое–то время он сидел молча, с мрачным лицом. Ничего больше не говорил. Эл не мог придумать, что сказать; он просто стоял, переводя дух и успокаиваясь. В конце концов, все вроде было не так уж плохо. Очевидно, жена его просто переволновалась.
— Ты в чем–либо нуждаешься, тебе что–нибудь
— Может, кофе, — сказал старик. — Как насчет чашки кофе? — спросил он у Эла.
— Идет, — сказал Эл.
Лидия исчезла на кухне. Мужчины остались наедине, и оба молчали.
— Как она меня перепугала, — сказал Эл.
Старик ничего не сказал, и выражение его лица нисколько не изменилось.
— Ты ведь неплохо себя чувствуешь, да? — сказал Эл. — Когда думаешь вернуться к работе? Что сказал доктор?
— Он мне позвонит. Когда получит рентгеновский снимок.
Эл кивнул.
— Могу я чем–то помочь? — спросил он вскоре.
— Нет, — сказал старик. — Спасибо.
— Скажем, позвонить каким–нибудь твоим клиентам?
— Нет.
— Ладно, — сказал Эл. — Дай мне знать, если что.
Старик кивнул.
Из кухни донесся отчетливый голос Лидии:
— Мистер Миллер, зайдите сюда на минутку.
Он спустился в прихожую и прошел в кухню.
Лидия, стоя спиной к нему у буфета и готовя кофе, сказала:
— Пожалуйста, теперь, когда вы достаточно долго его видели, покиньте наш дом.
— Послушайте, — сказал Эл, — я проработал с ним немало лет…
Его переполнял гнев, смешанный со всегдашней неприязнью к ней.
— Достаточно долго, — сказала она быстро и четко, командным, едва ли не веселым голосом, отходя, чтобы взять кофейные чашки.
— Что я такое сделал? — спросил он.
Повернувшись к нему, Лидия сказала:
— Несмотря на все, что он говорит, он болен. Он — больной человек.
— Ну да, — сказал Эл.
— Позвольте ему оставаться дома, где ему подобает быть и где он восстанавливает свои силы. Не предъявляйте требований.
— Каких? — спросил он. — Каких требований? Что вы имеете в виду? Чего, по–вашему, я от него добиваюсь, что получаю? Думаете, я всегда прошу его помочь с починкой моих машин? Может, и так.
Он чувствовал и ненависть к ней, и унылость, обычную свою застарелую унылость. Конечно, так оно и было; он действительно использовал старика. И ей он никогда не нравился. Она и сама использовала старика, так что легко могла видеть, что происходит.
— Учтите только, что и я ему помогаю, — сказал он. — Со всякими тяжестями. Вы это учитываете? Лучше бы подумали и об этом.
Она ничего не сказала. Продолжала сновать по кухне, не обращая на него никакого внимания, с застывшей, по обыкновению, улыбкой. Теперь, произнеся слова своей роли, она лишь ждала, чтобы он убрался.