Шалунья-сестричка
Шрифт:
— Роза поживёт у меня, пока ты не научишься быть доброй девочкой.
— Не научусь, — донеслось из-под одеяла Шалуньи. Мама унесла куклу.
На следующий день шёл дождь. Под вечер мама гладила бельё и вдруг спросила:
— Где наша проказница? Слишком уж тихо в доме.
Она оставила утюг и пошла в сад. Там было пусто. В сарае тоже никого. Нашлась Шалунья в маминой комнате. Ящик шкафа был выдвинут, коробка — на полу,
— Как ты могла, — рассердилась не на шутку мама, — взять куклу без спросу? Ведь это не твоя игрушка!
— А я хочу! — Шалунья склонила голову набок.
— Положи её на кровать! — сказала мама совсем чужим голосом.
— Не положу, вот.
Мама хотела отобрать у Шалуньи куклу, но тут кукла-фея вылетела в окно… Не потому, что у неё были крылышки. Это Шалунья швырнула её туда. Фея угодила головой прямо в лужу. В ту же минуту Сестричку отправили спать. На неё никто больше не смотрел, словно у нас в семье и не было маленькой девочки.
Мы бросились в сад. Голова у куклы треснула, обломились крылья, а про платье и говорить было нечего. Я заплакала. У меня никогда в жизни не было такой красивой куклы, и я ещё с ней почти не играла.
Когда мы вернулись в комнату, скрипнула дверь и показался курносый нос Шалуньи. Разглядев, что стряслось, Шалунья ушла в коридор и плакала так горько, как могла плакать только очень виноватая девочка. И мы простили её.
— Обещай быть доброй, получишь назад свою Розу, — сказала мама.
Сестричка часто-часто закивала головой. На следующий день мама отнесла обеих кукол в кукольную больницу. Когда их вернули, мы с Сестричкой очень удивились: Роза смотрела на нас большими карими глазами, её светлые локоны были завиты. Сказать правду, Сестричка привыкла к Розе, лишь когда у той снова вылезли волосы и стерся нос. Но уже никто больше не слышал сердитого голоса Шалуньи.
А я сразу полюбила свою куклу. Она перестала быть феей. Мама сшила ей желтое платье и капор и белый передник. Я придумала ей имя — Анабелла, ведь у феи даже имени не было.
И главное, я теперь играла с ней сколько хотела!
Сестричка и трубочист
Однажды мы проснулись и не узнали наш дом — в нём всё было вверх тормашками: на столе под большой старой простынёй громоздились стулья, занавески с окон исчезли. Куда-то пропали стенные часы и две картины…
— Какой у нас сегодня дом чудно-ой! —
— Скоро придёт трубочист, вот я и подготовила всё, — объяснила мама.
Сестричка ещё никогда не видела трубочиста. Она стала прыгать по комнате и приговаривать:
— Трубо-чист, трубо-чист! К нам приедет трубо-чист! Немного погодя она вдруг спохватилась: — А завтрак всё-таки будет?
— Сегодня тепло, — улыбнулась мама, — давайте позавтракаем в саду.
Мы сели на ступеньки чёрного хода, стали уплетать хлеб с крутым яйцом и запивать молоком.
До чего же хорошо утром сидеть на тёплой от солнца лестнице и смотреть по сторонам! Никогда у нас не бывало прежде такого вкусного завтрака.
Только мы стряхнули с платьев крошки, как в ворота вошёл человек.
— Его-то мы и ждём, — негромко сказала мама. — И если ты, — она взглянула на притихшую младшую дочку, — не будешь шалить, я позволю тебе посмотреть, как чистят трубы.
Сестричке укрыли косынкой волосы, надели фартук, и она побежала к трубочисту. Он прикрутил к щётке-ёршику длинную ручку, а к ней ещё одну и стал проталкивать ёршик в каминную трубу всё дальше и дальше.
Шалунья присела на корточки: очень ей хотелось видеть, как щётка уползает вверх. Едва от ручки оставался виден небольшой конец, трубочист прикручивал к нему новые и новые ручки, и щётка забиралась всё выше.
Шалунья сидела рядом, затаясь, как мышка. Трубочист наконец улыбнулся:
— Какая же ты тихоня! А язычок у тебя есть?
Сестричка быстро высунула язык и засмеялась. А с ней вместе и трубочист. С этой минуты Сестричка не закрывала рта. О чём только она не расспрашивала: про трубы и про щётки, про сажу, про кошек, которые бегают по крышам, и про ворон тоже…
Трубочист отвечал не спеша, занимаясь своим делом. Потом он вытащил щётку и показал на сажу, которую собрал из трубы:
— Скажи папе, чтобы он рассыпал сажу по саду. Любая мошка улетит.
Когда трубочист ушёл, Сестричка побежала к маме, потому что ей ещё многое хотелось спросить, но мама приводила дом в порядок.
— Сейчас мне некогда, — сказала она. — Потом всё расскажу. Иди поиграй сама.
А Сестричке не терпелось узнать, во всех ли трубах копится сажа, откуда она берётся, отчего чёрная и ещё тысячу всяких вещей.
Шалунья заглянула в камин нашей спальни. Но там было черным-черно, ничего не разберёшь.
Вдруг Сестричка вспомнила про метёлку из перьев на длинной ручке. Ею мама обирала паутину по углам.
Сестричка просунула её в трубу. Фрх-х! Мягкими хлопьями, чёрной пылью полетела из трубы сажа в очаг камина. Насыпалось много, даже на пол.
Тут Шалунья испугалась и придумала спрятать сажу. В самый дальний, в самый тёмный угол под кровать, вот куда! Она собрала целую пригоршню, подбежала к кровати. Но какое же длинное на кровати покрывало!
Сестричка стряхнула сажу на пол, подняла покрывало и замерла: на белом покрывале жирно чернели следы от её пальцев.