Шаляпин
Шрифт:
Две исполненные им партии вызвали особенно горячий отклик публики и рецензентов. Это — Тонио и Мельник. О Мельнике уже говорилось. Что касается Тонио, то огромный темперамент артиста и подлинный драматизм исполнения этой роли отмечались всеми. Если в Мельнике покоряла органичность существования в сложном, меняющемся образе, если здесь ощущалась подлинность, натуральность героя, то в «Паяцах» увидели приподнятость и открытость чувств, при известной надрывности в трактовке партии, мелодраматичности. Эти недостатки искупались тем, что партия Тонио пришлась молодому артисту, еще не порывавшему с некоторыми баритональными партиями,
Тифлисские рецензенты и теперь доброжелательно оценивали выступления начинающего певца. Вместе с тем, признавая искренность и взволнованность исполнения, отличные вокальные данные, критики с беспокойством писали, что нельзя так поспешно вводить его чуть ли не в каждый новый спектакль, нельзя столь нерасчетливо расходовать силы еще не оперившегося певца, говорили о замечающейся небрежности в отделке партий, как результате ввода «на ходу».
В. Корганов, который внимательно следил за Шаляпиным, угадывая его возможности, писал, что этому певцу, как, впрочем, и любому молодому артисту, нужно еще многому учиться. А Шаляпин, по-видимому, полагает, что учения у Усатова — достаточно и что можно уже считать себя законченным артистом. По мнению В. Корганова, Шаляпину нужно или продолжать учиться, или идти на столичную сцену, где он сможет получить широкую артистическую подготовку.
Основные недостатки, которые критика подмечала у Шаляпина в тифлисский период, сводились к тому, что у него еще не было умения тонко и органично переходить от одной краски к другой, что он злоупотреблял открытым звуком наряду с мягким, закрытым. Что у него замечалась дурная тенденция «демонизировать» образы, в частности, не раз писалось о том, что сардонический смех Мефистофеля в исполнении Шаляпина производит неприятное впечатление. Словом, восхищаясь его певческими данными, довольно откровенно высказывались о том, чего ему еще не хватает.
Что касается публики, то она, покоренная его голосом, отдала ему свои симпатии. Всего один сезон служил он в Тифлисе, а уже имел немало горячих поклонников. Бенефис, который был ему предоставлен в тифлисском театре 4 февраля 1894 года, доказал это воочию.
«В один из последних дней сезона мне дали бенефис за то, что я „оказал делу больше услуг, чем ожидали от меня“, как выразился управляющий труппой. Я поставил сразу две оперы: „Паяцы“ и „Фауста“ целиком. Я был вынослив, как верблюд, и мог петь круглые сутки. За эту страсть к пению меня даже с квартиры выгоняли […]. Спектакль имел большой успех. Собралось множество публики, мне подарили золотые часы, серебряный кубок да сбора я получил рублей 300. А Усатов вытравил со старой, когда-то поднесенной ему ленты слово „Усатову“, написал „Шаляпину“ и поднес мне лавровый венок. Я очень гордился этим!»
Короткий сезон подошел к концу. Шаляпину предложили остаться на великопостные спектакли. Так он прослужил здесь до весны.
Что было делать дальше?
В. Корганов утверждал, что Шаляпину и Агнивцеву нужно учиться дальше. Усатов тоже полагал, что после занятий с ним следует ехать в Петербург или Москву — в консерваторию.
Но сцена уже отравила Федора. В Тифлисе он по-настоящему обрел отзывчивую аудиторию. Он стал верить в себя, в свое артистическое будущее. Ему казалось, что в столичных театрах он сумеет выучиться всему, чего ему не хватает, и достичь достойного положения. Словом, он решил пробиваться в столицы! В театр! В настоящий большой
Весной 1894 года, собрав немного денег, имея в руках бесплатный железнодорожный билет на имя одного из сыновей Корша, Шаляпин отправился искать счастья в Первопрестольную столицу…
Глава IV
ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ
Успешный сезон в Тифлисской опере меня весьма окрылил. Обо мне заговорили, как о певце, подающем надежды. Теперь мечта о поездке в столицу приобретала определенный практический смысл. Я имел некоторое основание надеяться, что смогу там устроиться.
Федору шел двадцать второй год, когда он направился в Москву. Был он в то время, по впечатлениям М. М. Ипполитова-Иванова, видевшего и слышавшего его впервые в концерте тифлисского Музыкального кружка, худым, бледным юношей. Бросался в глаза его заморенный вид, из-за чего он казался еще более длинным, чем был на деле. Но голос, по словам Ипполитова-Иванова, небольшой и симпатичный, сразу поражал слушателей музыкальностью и искренностью исполнения.
Он уже был в какой-то мере закален жизнью и не боялся трудностей. Кстати говоря, кроме трудностей, он до сей поры почти ничего не встречал. А вместе с ними приходили на помощь какие-то спасительные силы. И все улаживалось. Он и полагал, что дальше тоже все как-нибудь уладится.
Кое-какие деньги у него были. Он немного подкопил, а кроме того бенефис в театре принес ему изрядную сумму, которая, как казалось Федору, даст возможность оглядеться и выбрать лучшее из того, что представится. Он не сомневался, что предстоит выбор. Иного он и не представлял себе.
Покидая Тифлис, он запасся письмами к руководителям Московского Большого театра, которыми снабдили его Форкатти и Труффи. В силу этих писем Федор очень верил. Написал ему рекомендательные письма и Усатов, еще недавно бывший солистом московской императорской оперы. Как же было не верить в то, что все устроится наилучшим образом?
Ехал он в Москву с другом своим Павлом Агнивцевым, который после сезона в тифлисской опере тоже решил попытать счастья.
На почтовой станции в Тифлисе, откуда они должны были держать путь до Владикавказа по Военно-Грузинской дороге, их провожали друзья. Дмитрий Андреевич Усатов с женой Марией Петровной пришел проститься со своими любимыми учениками. Были на станции и друзья по кружку: братья Корш, Мария Измирова. Пришла и Ольга Михеева с матерью, державшаяся несколько в стороне… Всем было грустно, но, кажется, все были убеждены, что Федору следует теперь же пробиваться на казенную сцену.
Пораженный и встревоженный красотою Военно-Грузинской дороги, Шаляпин с волнением вглядывался в горные пейзажи, которые напоминали ему места, где развивается действие «Демона». Он жил рядом в Тифлисе, а никогда в этот мир чудес не заглядывал.
Добрались до Владикавказа. Решили здесь передохнуть, а заодно дать концерт. Договорились о найме помещения. С юношеской предприимчивостью и смелостью отпечатали и расклеили по городу афиши. Все было подготовлено для триумфа. Но суровая действительность опрокинула их мечты: жители Владикавказа почему-то не купили на их концерт ни одного билета. По независящим от устроителей обстоятельствам триумф пришлось отложить до другого, более благоприятного случая.