Шаман
Шрифт:
– Как я уже сказал, господа, я не собираюсь сейчас дискутировать, – продолжил Зунн. – Я лишь излагаю факты. Которые лично для меня бесспорны. Вам они кажутся невероятными, поскольку прежде вы о них не слышали. Это и неудивительно – для осмысления любой новой информации требуется время. Кому-то больше, кому-то меньше. Но заметьте, – по своей обычной привычке Зунн выставил вверх указательный палец, продолжая при этом сжимать в кулаке стек, – я не предлагаю вам верить мне на слово. Я предлагаю вам все увидеть своими глазами. Если, конечно, нам удастся совершить задуманное.
– Удастся, – уверенно
– Круто, – угрюмо кивнул Камохин. – Очень круто.
Он чувствовал себя крайне неуютно среди всей этой мистической чепухи. Хотя пару раз у него уже была возможность убедиться в том, что не такая уж это чепуха, как кажется. На самом деле Камохину просто не хотелось во все это ввязываться, потому что он предпочитал, чтобы в жизни все было ясно и по возможности просто. Настолько, чтобы можно было обойтись без психоделии и расширения сознания. Однако его коллеги сейчас именно к этому и стремились.
– А во Времени Сновидений есть что-нибудь более увлекательное, чем ядерный взрыв? – поинтересовался Брейгель.
– Во Времени Сновидений есть все, – уверенно заявил Ной.
Теперь старику даже не требовалось держать окоторо рукой – он говорил, прижимая его губами к зубам.
– В легендах рассказывается о городах с множеством домов, выстроенных из камня, об удивительных светлокожих людях с длинными золотыми волосами…
– И о кутяара, – вставил Ной.
Лучше других умея владеть окоторо, он мог заставить свой голос звучать так, что голоса других на его фоне будто смазывались, а слова становились неразборчивыми.
– Это еще кто такие?
– Люди-ящеры из Времени Сновидений.
– Они хорошие или плохие?
– Они кутяара – у них своя Игра.
Осипов с Орсоном переглянулись.
– Снова Игра?
– Кутяара любят играть, – кивнул старик. – Но только в свою Игру.
– И что же это за Игра?
– Они никому про нее не рассказывают. Но Нурундери говорил, что кутяара никогда нельзя верить до конца. Что бы кутяара ни делали – для них это лишь Игра. Даже наш мир они создали только ради Игры.
Ослепительно-яркая молния разорвала небо над головами людей от края и до края. Все вокруг будто полыхнуло белым пламенем. Все невольно замерли, ожидая оглушительных раскатов грома, которые должны были за этим последовать. Но погрузивший мир в безмолвие Яръэдо Вэнс, видно, хорошо знал свое дело.
– Господа!..
Зунн так высоко вскинул руку с зажатым в ней стеком, как будто вознамерился поймать его концом следующую молнию.
– Мы с радостью принимаем ваше предложение, господин Зунн! – поспешно, будто боясь опоздать, ответил за всех Осипов.
Зунн опустил стек и ткнул его конец в угол ящика.
– Просто Генрих, если не возражаете.
– Весьма польщен.
Осипов попытался изобразить церемонный поклон. Но окоторо выскользнуло у него из пальцев, и, чтобы поймать его, квестеру пришлось резко согнуться в поясе и выбросить в сторону правую руку.
Однако Зунн даже не улыбнулся. Плотно сжав губы, он ответил Осипову по-военному четким, до миллиметра выверенным поклоном.
– В путешествии по Времени Сновидений мы ваши верные спутники, Генрих! – поддержал товарища Орсон.
Брейгель щелкнул пальцами и указательным отсалютовал Зунну.
Камохин болезненно поморщился.
Небо вновь разорвала безумно яркая молния.
Первая тяжелая капля дождя упала на лист бумаги, прибив его к крышке ящика, словно гвоздь.
Глава 8
Расщелина была шириной чуть более метра. Два человека могли разойтись в ней, лишь прижавшись спинами к красноватым стенам, которые почти вертикально поднимались на трехметровую высоту и только там сходились вместе почти под прямым углом, будто падая друг на друга. Из-за столь необычной формы расщелины, а также и по причине ярких пятен огней, блуждающих по стенам, создавалось впечатление, что две опирающиеся друг на друга плиты находятся в состоянии крайне неустойчивого равновесия и готовы рухнуть при малейшем колебании, погребя под обломками всех, кто находился внизу. Однако это была всего лишь иллюзия – проход представлял собой трещину в монолитном скальном массиве, образовавшуюся, быть может, в те незапамятные времена, когда Улуру лежала на дне озера Амадиус, от которого ныне остались только пятна соли, разбросанные по поверхности пустыни, да редкие лужицы соленой, непригодной для питья воды.
У самого входа в расщелину стояли, сдвинутые к стенам, два металлических турникета с табличками:
Частная собственность!
Проход для туристов воспрещен!
– И на чью же частную собственность мы сейчас покушаемся? – поинтересовался Камохин.
– Пещера, как и вся скала, принадлежит племени анагу, – объяснил Зунн. – Государство платит аборигенам арендную плату за право использовать скалу как туристический объект.
– Выходит, это твоя скала? – дружески подмигнул Брейгель одному из племянников Ноя, кажется, Лиаму.
Абориген с серьезным видом кивнул.
– А почему туристам нельзя входить в пещеру?
– Улуру – священное место, – ответил на этот раз Ной. – А минга не умеют себя вести так, как того требуют духи.
– Минга? – удивленно переспросил Брейгель.
Ной усмехнулся и ничего не ответил.
– Что значит минга? – дребезжащим, как щепка, шепотом спросил Брейгель у Лиама.
– Так анангу называют черных муравьев, – так же тихо ответил молодой абориген. – И туристов, которые, как муравьи, ползают по Улуру.
Подручные Зунна уже успели занести в расщелину электрогенераторы, которые сейчас безмолвно пыхтели на металлических козлах, установленных вдоль левой стены. Черные кабели, подсоединенные к генераторам, тянулись в глубь пещеры.
Едва наемники успели занести в расщелину последние ящики, как с неба сплошной стеной обрушился дождь. Тотчас же по полу пещеры зазмеились тоненькие струйки воды, которые на глазах становились все шире. Теперь стало понятно, для чего электрогенераторы были подняты на козлы – в противном случае их бы залило водой.