Шаман
Шрифт:
— Вы все поедете верхом, — объяснил Огерну Манало. — Бихару говорит, что вам не выжить, если вы пойдете пешком. И я думаю, он прав.
— Ну, если идти больше сотни фунтов, я того же мнения, — ухитрился пошутить Лукойо, добрел до верблюда и уселся позади бихару, после чего отчаянно вцепился обеими руками в седло.
Стоило верблюду подняться во весь рост, у Лукойо от страха выпучились глаза. Животное сердито фыркало, недовольное тем, что вынуждено нести на себе удвоенный вес, но полуэльф держался крепко и не спрыгнул на землю. Тот бихару, кому выпало везти на своем верблюде дверга,
— Он говорит, что у тебя такие длинные руки, что ты можешь обхватить его за пояс, — перевел Манало, и Гракхинокс послушно последовал совету бихару. Затем мудрец обратился к Огерну: — Все расселись по местам, о кузнец. А ты поедешь с Дариадом.
Молодой человек при звуке своего имени улыбнулся и помахал рукой. Огерн подошел к нему, думая о том, что лицо Дариада казалось невыразительным только до тех пор, пока ты не заглядывал ему в глаза. Кузнец взобрался на верблюда, сел позади Дариада, покрепче ухватился за края седла. Верблюд поднялся, недовольно ворча, и, раскачиваясь, пошел следом за своими товарищами.
— Ты быть с севера? — спросил Дариад, глянув на Огерна через плечо.
Огерн в изумлении смотрел на молодого человека.
— Как это — ты говоришь на кашальском языке?
— Кашальский люди приходить торговать два-три разы в год, — объяснил Дариад. — Я не уметь говорить хороший.
Тут он был прав — выговор у него был поистине чудовищный, Огерн с трудом понимал его, да и слов, похоже, юноша знал маловато. И все же кузнец заметил:
— Ты говоришь по-кашальски лучше, чем я на вашем языке. Да, я с севера.
— Откуда ты говорить кашальский?
— Я прожил в Кашало месяц и чуть больше, — отвечал Огерн. — И мне пришлось повести горожан в бой.
— Месяц один? Быстрый научиться!
А ведь если задуматься, он был прав. В свое время Огерн об этом и не думал — он только радовался тому, что его понимают и это поможет ему возглавить оборону.
— Я снова хочу выучиться побыстрее, — сказал Огерн. — Научи меня своему языку.
Кочевник усмехнулся.
— С радости. Это верблюды. — И он показал на животное.
Огерн кивнул — это слово он уже слышал от Манало.
— А это бывать демиха. — И Дариад указал на свой балахон. — А вот это — нисих. — И он ткнул пальцем в меч Огерна. — Какой по-вашему звать?
— Меч, — отозвался Огерн и вынул из ножен кинжал. — Нож, — сказал он. — А это как называется? — И он указал на поводья, сжатые рукой Дариада.
— Ильшна, — ответил Дариад, и они продолжили обмен словами по пути к лагерю бихару.
Лагерь кочевников оказался небольшим и скромным — всего несколько шатров, поставленных неправильным овалом по берегу небольшого пруда, обрамленного кольцом травы и несколькими пальмами. Несколько коз пили воду из пруда, гораздо больше паслось чуть подальше. Огерну и его спутникам это место показалось настоящем раем. Их встретили с гостеприимством, свойственным тем, для кого прибытие чужеземцев — огромное событие. Но даже во время трапезы, пения и танцев Огерн и Дариад не прерывали обмена словами. Манало наблюдал за ними, и глаза его сверкали не только от удивления…
Невзирая
Через два дня у Огерна и Дариада уже накопилось достаточно слов для того, чтобы довольно-таки свободно разговаривать. В таком быстром освоении чужого языка ни тот ни другой не видели ничего из ряда вон выходящего. Позднее, вспоминая об этом времени, Огерн решил, что, наверное, у них обоих были редкие способности к языкам. Или… или Манало помог их обучению парой-тройкой заклинаний — этого Огерн не исключал и считал весьма вероятным.
— Почему бихару живут в такой безлюдной пустыне? — спросил Огерн.
— Потому что здесь наша родина, — ответил Дариад. — Засуха шла от Песчаного моря со времени наших дедов. И многие отчаялись и ушли отсюда, но мы стойко держались за землю наших предков и научились жить в жаре и сухости.
Огерн нахмурился:
— А что такое Песчаное море?
— Это пустыня, — отвечал Дариад. — Такая пустыня, по сравнению с которой здешние края — просто рай. Там совсем нет воды, нет вообще никакой влаги, она может там появиться, только если ее туда с собой принесет человек, если, конечно, ему хватит глупости отправиться туда. Там только пески, камни и запекшаяся глина. Пустыня продолжает расти. Она растет, а мы отступаем и уводим с собой коз и верблюдов.
При мысли о жизни в таких местах Огерну стало зябко.
— Наверное, вы очень верите в своих богов, если думаете, что они могут помочь вам здесь. Поклоняетесь ли вы Ломаллину?
— Мы чтим его, — ответил Дариад. — А поклоняемся одному только Творцу-Господу, создавшему звезды, создавшему улинов и нас, и всех остальных, и все остальное.
Огерн нахмурился:
— Но ведь Творца никто никогда не видел! Ходят такие разговоры, что он и на человека-то не похож. Улины и то больше на людей похожи, чем он!
Дариад кивнул.
— Никому не ведомо его лицо и то, как он выглядит, да и вообще никто не знает, можно ли его увидеть. И все же Он — источник всего сущего и наверняка могущественнее всех на свете.
Дариад сказал это с такой уверенностью и искренностью что у Огерна было большое искушение встряхнуть и как бы разбудить юношу.
— Но разве не лучше было бы чтить божество, которое хотя бы знаешь, как выглядит, которое можно познать глазами и сердцем? Не лучше ли было бы обратиться к Ломаллину, главе защитников человечества?
— Никто не любит человечество больше, чем тот, кто его сотворил, — ответствовал Дариад с непоколебимой уверенностью. — Нет никого равного Творцу, верь в Него.
— А Улагана вы не страшитесь?
— Страшимся, но знаем, покуда мы живем в тени, отбрасываемой Создателем звезд, Улагану нельзя нас победить или уничтожить.
Огерну вдруг показалось, что Дариад безумен, А может быть, действительно Создатель звезд был могущественнее Ломаллина и Улагана, но стал ли бы он вмешиваться и, к примеру, наказывать Багряного? Огерну казалось, что Творец никогда бы этого не сделал. Не вмешался же он в войну между улинами!