Шаманы
Шрифт:
– Это ведь не просто пояс, - орка оглянулась на довольного Древнего.
– Разумеется, - хмыкнул дух, - здесь заключены души тринадцати врагов орочьего племени. Не поверишь, для такого пояса понадобилось пятьдесят полумёртвых и тринадцать живых врагов. Этот пояс носил последний из величайших шаманов прошлого тысячелетия.
Исхаг ужаснулась, в её время шаманы уже не проводят кровавых ритуалов для обретения душ и силы врагов, утеряны не только заклинания, но даже и описания таких ритуалов. Благодарение всем духам! И уж тем более ныне не умеют удерживать в этом мире призраков, не ушедших за Грань бытия. Ей даже слышать
– Это вовсе не сказки, - проскрипел Гичи-Аум, - ритуал такой привязки мне известен.
Орка досадливо двинула плечом, уж не думает ли хозяин долины, что она станет этому обучаться? Шаманы не воюют и никого не убивают просто ради того, чтобы убивать. Им не запрещено владеть оружием... но замечено, что воинственные шаманы мало на что способны в беседе с духами. Имеющий духов-защитников почти неуязвим, ну и зачем шаману ятаган? От мух отмахиваться в орочьем шатре? Поэтому на замечание Гичи-Аума орка ответила красноречивым молчанием. А Отец Долины понимающе хмыкнул, молодец старуха!
– А не желаешь ли надеть этот пояс?
Старая шаманка взглянула на него в упор:
– Зачем? Вернуть их души за Грань я всё равно не смогу. Сейчас эти эльфы в тишине и покое. Зачем мне пробуждать их небытие? Пусть думают, что ушли за Грань и покоятся с миром.
– Ошибаешься, все тринадцать мучаются не первое десятилетие, Ты сама можешь отпустить их за Грань. Орочьей шаманке такое вполне по силам, а я помогу справиться. Ритуал несложный.
Шаманка поморщилась, опять ритуал!
– Собственно, это и ритуалом не назовёшь, - поправил свою речь Гичи-Аум, - достаточно надеть пояс, сказать слова призыва, а затем, медленно произнося по одному слову каждое биение сердца, сказать всего девять слов.
– Каждому из призванных сказать?
– уточнила шаманка.
– Конечно, но необходимо соблюдать старшинство призванных... наоборот. То есть первым уходит последний из призванных покойным шаманом, затем второй и так до самого конца.
– Ты советуешь это мне?
– орка всё ещё сомневалась, - надеюсь, это не опасно для тех, кто рядом с шаманом?
– Ничего не знаю об опасности, всё может быть, - задумчиво ответил Древний, - но, понимаешь, они там ... живут уже две тысячи лет.
– Две тысячи?!
– шаманка даже присела на камень от изумления.
– Да я бы и сам их отпустил, но я не шаман. Я ведь не к твоему милосердию взываю. Там сидят эльфы, понимаешь? Твой ребёнок тоже наполовину эльф. Может так быть, что её присутствие облегчит сородичам уход за Грань?
– Трудно сказать, - шаманка задумалась, рассеянно наблюдая за попытками Исхагор поймать своего младшего духа, - мне ровно ничего не известно об эльфийских ритуалах.
– Но может быть и так, что эти эльфы помогут тебе с малышкой.
– В каком смысле?!
– Расскажут что-либо полезное о рационе для девочки или направлениях обучения. Ты же идёшь практически ощупью. Некоторые из орочьих практик опасны для полукровок, а ты осведомлена какие именно из
Старая шаманка задумчиво покивала, Отец Долины прав. Значит, что? Берём этот пояс, возвращаемся в шатёр и... А вот спешить не будем, надо всё обдумать, порыться в записях, собственной памяти, а затем обстоятельно обсудить ритуал с Древним. Решено! Берём!
Гичи-Аум одобрительно хмыкнул и незамедлительно переправил Исхаг с дочерью к дому.
Весь остаток дня шаманка косилась на свою находку, не решаясь рассмотреть поближе. И что удивительно, маленькая Исхагор, любопытная, как несколько Фахаджей сразу, тоже обходила пояс по большой дуге. Орка просто извелась от беспокойства, когда заметила, что и духи, привязанные к девочке, облетают то место, на котором возлежало страшное изделие сумасшедшего орочьего шамана. После вечерней еды в шатёр припожаловали волки в полном составе и привели свою воспитанницу. Едва шагнув через порог, Корноухий взвыл так, что у Исхаг поднялся мех на загривке. Все трое волков припали к полу, расставив передние лапы, глаза горят, из горла рвётся клокочущий рык, дрожь сотрясает тела, ой-бой! Шаманка негодующе взвыла и впервые за их долгое знакомство Корноухий огрызнулся так, что Исхаг оторопела. Две его подруги поджали хвосты и метнулись за спину шаманки. Орка угрожающе медленно приподнялась с хозяйского места, неуловимо быстро шагнула к волку и вздёрнула его в воздух двумя руками.
– Ты что себе позволяешь, наглая тварь?!- прорычала шаманка, - ты забыл, кто в этом шатре главный? Так я тебе напомню, Хогрово отродье!
Волк опомнился. Он повис в её руках, как нашкодивший щенок, прикрыл жёлтые глаза, проскулил извинение и окончательно обвис. Старая Исхаг хмыкнула, только струйки не хватает, собаки в таком случае непроизвольно мочатся от испуга. Она разжала руки, а Корноухий метнулся к поясу, схватил его зубами и начал трепать с угрожающим хрипом. Шаманка скомандовала родовым духам, и они мгновенно зажали волка с двух сторон, не давая пошевелиться. Она вырвала у него пояс.
– Ещё раз позволишь себе такое, - холодно сказала она, - пожалеешь!
Корноухий заскулил так жалобно, что Исхагор сморщилась, а львёнок заплакал самыми настоящими слезами. Шаманка оглядела плачущее семейство, но постаралась подавить страх, и выслушала вой Корноухого.
– Сама знаю, - огрызнулась Исхаг, - завтра уведёшь всех своих на охоту на весь день.
Волк отказался. Две волчицы встали рядом и непримиримость была написана даже на мордашке львёнка, вставшего в строй рядом с младшей волчицей.
– Хотелось бы мне знать, кто в этом шатре хозяин?
– вопросила Исхаг в пространство.
Волки обступили её с трёх сторон, прижимаясь к ногам, а львёнок улёгся на ступни. Исхаг потрепала всех по загривкам и отослала в логово, ей надо посидеть в тишине и хорошо подумать. Но сначала повесить пояс повыше, выкупать малышку на ночь, уложить, усыпить, самой помыться, призвать воздушных, чтобы вычистили одежду.
Исхаг крутилась в водовороте житейских дел и очнулась глубокой ночью, сидя в блаженном покое у негаснущего костра и смазывая потрескавшиеся ладони жидким маслом. Она просидела так некоторое время, растопырив лапы, чтоб масло впиталось и отправилась спать, отложив все мысли, дела и опасения на завтра.