Шанс дается раз
Шрифт:
Эстатра рассмеялась:
— Брось. Эта девочка — просто сокровище, и мне жаль, что она — не для меня…
Оборот, который принял этот разговор, перестал мне нравиться окончательно, потому я поспешила вмешаться:
— Мне остается только благодарить вас обоих за комплименты, но мы, кажется, собирались ужинать. Или, быть может, мы ждём ещё кого-то?
— Вы очень проницательны, лэсса Омали, — улыбнулся Эйлт в ответ, — Мы хотим, чтобы на нашем маленьком ужине присутствовал также принц Эйтан; нам есть, что обсудить вчетвером. Посидите с нами, лэсса; Наследник должен с минуты на минуту вернуться.
— Разумеется, —
Оставаться в компании этих двоих было все равно, что совать голову в террариум. Не было сомнений, что они начнут задавать мне неприятные вопросы, на которые нужно будет что-то отвечать. Была лишь одна возможность потянуть время, и взгляд мой отчаянно заметался по окружающей обстановке, надеясь найти тему для непринуждённого разговора. На моё счастье, таковая обнаружилась довольно быстро.
— У Вас очень интересный перстень, пэр Эйлт, — улыбнулась я, — На нём руна Века Волнений. Этому украшению действительно семьсот лет?
— А Вы знаток, — мягко улыбнулся Сиятельный Пэр, — Да, этот перстень передался мне от матери; она была из основной ветви рода Журавлей.
— О, я должна была догадаться! Вы чем-то похожи внешне на пэра Эшира; он тоже из Журавлей.
— Эшир — мой троюродный брат. Не думал, что наше сходство бросается в глаза.
— Пэр, я не настолько глупа, чтобы не знать о фамильных доминантных признаках, передающихся всем без исключения потомкам. Их описал в своих трудах ещё Элиар Мудрый; в его «Слове закона» есть даже специальные гравюры с типичными портретами представителей разных родов. У Экиры Журавль, служившей натурщицей для того изображения, та же форма носа и подбородка, что и у Вас с Эширом, да и волосы такие же.
Эйлт усмехнулся:
— «Слово Закона» — книга спорная. Элиар писал её уже после смерти Снежного принца; рассудок его, если верить свидетельствам современников, был весьма туманен к тому времени, и это объясняет откровенную нелогичность этого эпохального труда. Ну, посудите сами: нос такой формы есть у десяти процентов жителей столицы; что, всех их принимать в род Журавлей?
— Вы утрируете, пэр. В расчёт берётся совокупность признаков.
— Ну, даже в таком случае я навскидку назову Вам человек десять моих знакомых, идеально подходящих под описание, но не имеющих никакого отношения к роду Журавлей. Между прочим, один из них — уличный торговец, просыхающий только по очень большим праздникам. Искренне сомневаюсь, что мы с ним — родственные души!
— Но и полностью исключать этого нельзя; он может быть одним из незаконнорожденных потомков. А Вам ли не знать, что одни и те же врождённые качества можно реализовать совершенно по-разному. Вы, пэр, тоже любите выпить — даже спорили на ящик сирти. Так что, у Вас с тем человеком уже есть нечто общее.
Пэр покачал головой:
— С помощью демагогии можно найти нечто общее между кем угодно — знаете, все мы братья и всякое такое. Но, по сути…
Что сказать — нет смысла приводить весь наш разговор, который многим показался бы на редкость скучным. С обсуждения наследственных
Что толку скрывать? Я наслаждалась, и удовольствие не мог мне испортить ни пристальный, чуть насмешливый взгляд пэри Эстатры, ни тревога за Эйтана, проснувшаяся с новой силой. Это было настоящее чудо: разговаривать с умным, привлекательным, начитанным и взрослым мужчиной, уверенном в своем знании и умеющем его преподносить.
Всё же, мало кто из посетителей Библиотеки даже здоровался со мной, не говоря уж о том, чтобы вести беседы; общались со мной в большинстве своём студенты, слишком идеалистичные и неопытные, чтобы уметь производить такое впечатление.
Пэра Эйлта, как и, впрочем, Эстатру с Эйтаном, отличало от моих давних знакомых даже не происхождение или общие черты характера, а какое-то особое отношение к миру, свойственное только людям, многое повидавшим. Ни напускная холодность Змея, ни мягкость Эйлта, ни элегантная непринужденность Ящерицы не могли спрятать главного — блеска глаз из-под ресниц, который, казалось, говорил: «Я прошёл все уровни Бездны, заплатил всем, чем только можно платить — и, если надо будет, повторю этот путь».
Думаю, благоразумная женщина, увидев в чьих-то глазах подобных демонов, должна бежать, не оглядываясь, подальше. Что поделать — у меня всю жизнь были сложности с инстинктом самосохранения, и к подобным личностям меня тянуло, словно магнитом.
В какой-то момент кресло моё, очевидно, повинуясь приказу Эстары, приблизилось почти вплотную к тому, что занимал пэр; это не насторожило: угрозы я не ощущала, а общаться удобнее, когда расстояние меньше.
…— Насколько я знаю, императрицу Эмиль отравили, когда ей было двадцать три, именно из-за того, что она была противницей Промышленной Войны, — заметила я.
— Не совсем так, — улыбнулся пэр, — Как ни странно это прозвучит, но, скорей всего, причиной её гибели послужила банальная ревность со стороны соперниц: в политической картине смерть Эмиль мало что могла изменить.
— Тоже разумно, — кивнула я и нахмурилась, обдумывая услышанное, — Все равно на ход войны это не повлияло. Но — Вы отлично знаете те события, пэр, хотя произошли они более семисот лет назад. Вы интересуетесь историей?
— Любой хороший политик, лэсса, должен досконально знать прошлое своей страны и своего рода. Я действительно когда-то изучал эту тему досконально, даже нашёл развалины первой резиденции Журавлей.
Готова поспорить, в моих глазах засветилось искреннее, неприкрытое восхищение:
— Вы были тем, кто нашёл легендарный Дас Ихтас, где хранились древние письмена и амулеты?
Пэр Ящерица был польщён, и это, кажется, даже не было игрой.
— Да, это был я, — сказал он с непередаваемой гордостью на лице. Я тут же почтительно поклонилась:
— Примите моё восхищение: это была потрясающая работа…
— И абсолютно бессмысленная, помимо всего прочего, — прервал меня резкий, подозрительно знакомый голос, в котором дрожала нескрываемая ярость. Я подняла взгляд и встретилась глазами с Наследником Ишшарры, который, видимо, неслышно вошёл в комнату и слушал нашу болтовню уже некоторое время.