Шанс для влюбленных (Шанс Гидеона)
Шрифт:
Ким знала, что Траунсер и экономка были в плохих отношениях; но кухарка была добрая душа, любящая посплетничать и погадать на чайных листьях, в которых она якобы видела всяческие события, которые непосвященным выдавались за будущее. Крупная, неуклюжая женщина, много лет верой и правдой служившая миссис Фабер, извлекала странное успокоение из подобного рода исследований.
А когда Траунсер не сидела на кухне и не бродила молча и печально по дому, она могла носить подносы в комнату
По-настоящему нежеланной гостьей чувствовала себя только Ким, которая знала, что если миссис Фабер не оправится как можно скорее, то она, оставшись, будет получать жалованье ни за что. Но когда она заговорила об этом с миссис Хэнсуорт, та рассеянно ответила, что она обязательно должна остаться до тех пор, пока миссис Фабер не станет лучше и она не сможет вновь быть ей полезна, раз уж ее для этого наняли. Гидеон Фабер, когда Ким пришла к нему за подтверждением слов его сестры, даже, казалось, удивился, что она заговорила об этом.
— Разумеется, вам придется остаться, — сказал он, и голос его звучал отрывисто. Он только что вышел из комнаты матери и шагал взад и вперед по кабинету, будто был очень занят, а его мысли мало успокаивали его в данный момент. Ким, робко постучавшая в дверь и чувствовавшая себя так, словно лезла прямо в логово льва, извинилась на случай, если она потревожила его в неподходящий момент.
Он развернулся и посмотрел на нее, и в выражении его лица смешались нетерпение и удивление.
— Не знаю, почему вы так беспокоитесь из-за каких-то пустяков, — сказал он. — Вам платят жалованье и никто не требует отчета. Моя мать больна — серьезно больна, — и это единственное, что меня сейчас волнует. Если вам кажется, что время тянется слишком мучительно, то этому, боюсь, помочь нельзя. Вы должны сами поискать здесь чем занять и развлечь себя…
— Но я этого не говорила! — в ужасе выдохнула она. — Меня не надо развлекать, даже если я и не хочу сидеть без дела. Но я ненавижу находиться в положении, когда я кому-то навязываюсь… А в данном случае это вы.
Его брови поползли вверх, и выражение лица изменилось. Он остановился перед Ким и с любопытством посмотрел на нее.
— А вы и вправду честны, не так ли? — тихо произнес он.
— Надеюсь, — ответила она. Ее лицо пылало. — От души на это надеюсь.
— И вам здесь не скучно?
— Скучно? — Она посмотрела в окно на террасу с каменными вазами, ступени, спускающиеся к бархатным газонам, обнаженные ветви деревьев вдалеке и крепко сжала руки. — Честно говоря, я ужасно боюсь момента, когда вы скажете, что мне больше нет надобности оставаться здесь, — выпалила она. — Понимаете, мне начало казаться, что я могу остаться здесь и быть счастлива,
— Моя мать повела себя несколько безответственно, в результате чего заболела?
— Да.
— И в результате, естественно, поплатилась своими мемуарами!
— Неужели? — Она словно услышала от него самое худшее. — Так вы думаете, что…
— Нет, не думаю, — ответил он грубовато, но беззлобно. — Я думаю, что моя мать, когда выздоровеет, будет с превеликим удовольствием изливать вам секреты своей юности, а тем временем вам придется успокаивать вашу чувствительную совесть тем, что якобы играете здесь важную роль. Скажите себе, что вы нужны… да кому угодно, раз уж не моей матери.
Она снова покраснела. Ее синие глаза сверкали.
— А может быть, я могла бы помочь вам, мистер Фабер? — предложила она. — Нет ли какой-нибудь секретарской работы, которую я могла бы выполнять для вас здесь?
Он несколько секунд пристально смотрел на нее, а потом улыбнулся. Это была неописуемо очаровательная улыбка.
— Я кое-что скажу вам, мисс Ловатт, — произнес он. — Моя мать хочет вас видеть. Она хочет видеть вас так часто, как вы захотите навещать ее, и сиделка вам не будет мешать.
— О! — воскликнула Ким с невероятным облегчением, до смешного довольная. — Правда, она хочет меня видеть?
— Да, правда. И пока вы не будете говорить с ней о чем-либо более спорном, чем ее платье на первом балу и сколько подходящих женихов делали ей предложение, пока она не решила выйти замуж за моего отца, доктор, я уверен, не будет жаловаться. Можете даже предупредить ее, чтобы впредь она воздерживалась от шампанского и не жадничала так, когда почует запах пирога с дичью!
— Да, конечно, конечно! — заверила его Ким. — Я все сделаю, если вы считаете, что это пойдет ей на пользу.
— Чего, безусловно, нельзя сказать о пироге, — сухо прокомментировал он.
Мягкие алые губы Ким слегка дернулись.
— И все же я уверена, что вашей матери очень понравился тот вечер, — сказала она ему.
Он пожал плечами.
— Женщины! — воскликнул он. — Я знаю, что не понимаю их… Даже ту, которая является моей матерью!
На столе зазвонил телефон, и Ким ушла бы, но он остановил ее, протестующе взмахнув рукой. Закончив разговор, он положил трубку и, обойдя стол, приблизился к ней.
— Недавно вы говорили, что хотели бы покататься на одной из моих лошадей, — напомнил он ей.
Ким посмотрела на него округлившимися глазами:
— О, но я не думала, что вы серьезно отнесетесь к моей просьбе! То есть — это мистер Дункан предположил, что вы могли бы согласиться, чтобы я иногда ездила верхом…