Шанс (Сборник)
Шрифт:
Он постоял рядом еще немного и отошел.
Я видел, что Стиву не хватает наших долгих бесед и «научных» споров. Ему хотелось вернуть прежние дружеские отношения, которые расстроились, как ему казалось, из-за пустяка. А я не мог простить того, что он считает этим пустяком…
Охотник проводил меня до края долины.
А потом я не думал уже ни о тигре, ни о Стиве с его обидами. Я чувствовал, как на меня нисходит удивительное состояние глубокой внутренней сосредоточенности и радости, которая зазвенела в моей душе с первым ударом ледоруба.
Не
Теперь можно немного пройти. Гладкий лед, чуть прикрытый снегом, поскрипывает под «кошками». Такой знакомый, привычный звук…
Я поднялся на узкий обледеневший карниз.
Отсюда, с высоты, долина была похожа на глубокую чашу, до краев наполненную застывшим серебром. В нем замерли темные пятна деревьев, металлические отблески незамерзающего озера, волнистые холмы, отбрасывающие длинные тени. И только ветер свистел в снежном молчании холодного утра.
Можно было подниматься выше, но я вдруг заметил чуть в стороне оттого места, где стоял, что-то… что-то такое, чего не должно здесь быть. Я сделал несколько шагов и наклонился, чтобы лучше рассмотреть…
В первое мгновение мне показалось, что изо льда смотрит черное лицо с пустыми белыми глазницами и белым провалом рта. Я вздрогнул, чувствуя, как гулко стукнуло сердце, и гут же рассмеялся облегченно. Маска! Всего лишь ветрозащитная маска. В одном из моих карманов лежала такая же. Кто-то потерял здесь свою маску… Кто-то, кто был здесь до меня…
Мне вдруг почудилось, что затылка коснулся порыв ледяного ветра. Я оглянулся, но увидел только снежные валы, крутой обрыв справа, ступени, вырубленные мной, и маску, вмерзшую в снег.
Я резко выпрямился, отступил назад, а потом… потом понял, что соскальзываю и не могу удержаться. Рано или поздно это могло случиться, но я не думал, что так быстро… Я сорвался.
Это было как во сне, когда останавливается сердце, воет ветер, тело становится каменным от нарастающей тяжести и никогда не долетаешь до дна…
В глубокой темноте были холод и боль, пока еще только подступающие издалека, но мне тут же захотелось обратно в глухое беспамятство. Я сорвался, как тот, кто был здесь до меня. Теперь можно не обманывать себя. Он тоже упал в какую-тo из глубоких трещин, скрытых под снегом. Его сбросила с высоты буря, или лопнула веревка, или сломался карабин. И он лежал так же, как я, чувствуя свое разбитое тело и медленно холодея…
Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг кроме холода и боли появилось еще что-то. Громкое сопение, горячее дыхание, касающееся моего лица, и настойчивое прикосновение к плечу.
Я открыл глаза.
В бледно-голубоватом рассеянном свете, льющемся, казалось, сквозь толстый слой льда, надо мной склонялось человеческое
— Это твоя… маска? — прошептал я, и тут же все поплыло в новой волне боли, а когда мой взгляд прояснился, я увидел тигриную морду. Жаркое дыхание белыми облачками вырывалось из раскрытой пасти. Шерсть усыпана смерзшимися кристалликами снега. Тигр внимательно обнюхал меня, потом осторожно взялся зубами за воротник куртки и потянул. Острая боль судорогой свела все тело, я крикнул, и он отпустил меня.
— Нет… не надо… слишком больно.
Он подышал мне в лицо, наверное выражая таким образом свое сочувствие, и снова схватил зубами за воротник.
Во время коротких прояснений сознания мне виделся человек, который полунес-полутащил меня из ледяной трещины. В зыбком тумане я различал его напряженное лицо, светлые волосы, сурово сжатые губы.
— Это ты… разбился здесь?
Он молчал, и я снова видел тигра.
Когда я вынырнул из очередного беспамятства, странное оцепенение смягчило боль. Зверь тащил меня по снегу не останавливаясь. И мне казалось, что я плыву, мягко покачиваясь, по теплому сну, где смешались сумрачный свет ледяного ущелья, снег, голубоглазый тигр-оборотень… Стало теплее. Я закрыл глаза всего лишь на мгновение, как вдруг хлесткий удар разбудил меня. И снова вернулась боль.
— Не спи!.. Не засыпай! Слышишь?!
Еще одна пощечина. Я с трудом заставил себя приподнять веки и снова увидел бледное лицо с пылающими глазами.
— Оставь меня… я устал.
Погибший альпинист схватил мой воротник и встряхнул, не сильно, но так, чтобы я почувствовал, что он не оставит меня в покое.
— Не смей засыпать! Не спи! — …Голос его доносился словно издалека, — Полл, не спи.
— Ты знаешь мое имя?
— Знаю, только не спи.
— Не могу, — прошептал я, проваливаясь в темноту…
— Полл! Полл, вы слышите меня?!
Не было холода, почти не было боли. Сквозь опущенные ресницы я видел голубую полосу неба в узкой щели натянутой парусины и Стива, встревоженного и лохматого сильнее, чем обычно.
— Стив, я…
— Вы живы. И очнулись наконец.
— Как… где вы нашли меня?
— Недалеко от лагеря. Ночью. Собаки подняли лай, я вышел, смотрю, а вы… Не представляю, как вам удалось добраться сюда.
— Я упал… сорвался, а он спас меня.
— Кто?
— Разбившийся альпинист… тигр.
Стив моргнул, потом осторожно прикоснулся к моему лбу.
— У вас несколько переломов. Сюда скоро приедут… Но вам надо в больницу.
Мне удалось приподняться, чтобы заглянуть в его лицо:
— Кто сюда приедет?
Он помолчал, а потом посмотрел на меня спокойно и холодно. Я не узнавал его взгляда. Этот человек не мог быть моим добрым приятелем. Откуда в нем столько равнодушной жестокости и холода? Этого проклятого холода…
— Кто сюда приедет, Стив?