Шанс? Жизнь взаймы
Шрифт:
Я позволил себе только слегка изменить концовку, придав ей более жизнеутверждающий характер. В конце песни главный герой, казак Керим Вырвыноги, наступив на одну ногу своего кровника, вторую потянул в сторону, попытавшись таким способом разделить его на две равные половины. Эта попытка окончилась относительной неудачей – двух равных половинок не вышло, а в руках у казака осталась оторванная нога супостата. Несмотря на то что лирический герой не смог добиться симметрии в финальном рисунке песни, было понятно, что это произведение найдет благодарного слушателя, а наш творческий труд будет по достоинству оценен.
Двинулись дальше по базару. Мне пришлось волочить за собой
Окрыленные первой удачей на ниве творческого труда, мы смело направились к купцам, расспрашивая, не собираются ли они в Чернигов. Отрицательный ответ нас нисколько не смущал – я тут же принимался рассказывать им одну из заготовленных баек. Если купец в своих маршрутах посещает Волынь и Галичину, значит, шла байка про кого-то из нашего села, как пример удачливых переселенцев в казацкие земли, с убедительной просьбой передать привет родственникам или знакомым при очередном посещении этих мест. Если нет, то, в зависимости от характера купца, выдавал ему либо смешную и пикантную историю про католического священника, либо угрюмую и страшную.
Попутно мы нашли пару обозов, отправляющихся с утра в Чернигов. Выяснив у очередного купца условия найма, шли дальше. Предложения у всех были одинаковы, выработаны годами. За этот переход платилось по две серебрушки на брата плюс харчи за счет нанимателя. Но нам был интересен сам процесс общения, поэтому мы продолжали расспросы.
Увлекшись творческим трудом, начал задумываться: а не сосредоточиться ли мне целиком на идеологической работе, раз это у меня так хорошо получается? Но жизнь в очередной раз подтвердила, что любое ноу-хау без силового сопровождения – не более чем пустое место. Любую деятельность, даже такую безобидную, как рассказ анекдотов, нужно защищать и доказывать свое право этим заниматься.
Какой-то новоявленный пан, из бывших бояр, переметнувшийся в католичество, шел по базару со своими двумя гайдуками. Привлеченный громким смехом и моим звучным голосом, начал прислушиваться к рассказу, а потом решил вступиться за честь своей новой веры и ее священнослужителей.
– Как ты смеешь, лайдаку [2] , такое рассказывать! – услышал одновременно с чувствительным тычком в плечи.
Поскольку меня многократно предупреждали, что за поединок с применением заточенной стали в черте Киева легко остаться без головы, а за мордобой в неустановленном месте получить батогов, пришлось ограничиться словесной дуэлью. Первым делом обратился к слушавшим меня купцам:
2
Мерзавец, бездельник (укр.).
– Добрые люди, а пойдите гукните стражу, вон она с того конца базара, скажите: бьют православных в Киеве, в стольном граде земли нашей, шляхтичи новоиспеченные. Считают, что закон не для них писан.
Народ ответил одобрительным гулом, теснее смыкая кольцо вокруг шляхтича и его гайдуков.
– А ты чего лезешь, пан, куда тебя не просят? – продолжил свою наступательную тактику, обращаясь к новому персонажу. – Стоят люди, балы точат, тебя не трогают, к себе не зовут. Ничего, сейчас виру князю заплатишь за то, что бучу поднял, тогда
– Я тебя на шматкы порубаю, шмаркач!
– Так, может, не будем ждать стражу, а пойдем за ворота – там и поговорим рядком, никто нам мешать не будет?
– А пойдем!
Оставив купцам для стражи пару медяков на пиво, чтобы не догоняла и не интересовалась особо, что тут приключилось, мы дружной пятеркой двинулись к воротам.
Три на два расклад не ахти, Дмитро откровенно мандражировал – ведь тупому ясно: без свидетелей ни о каком честном поединке речи быть не может. Один из гайдуков вызывал явное опасение: лет тридцати пяти от роду, легкостью движений он напоминал Ивана. Вместе с тем открытое лицо и пара неодобрительных взглядов, которые он бросил на своего пана во время нашего диспута, невольно располагали к себе. Я никак не мог придумать, как решить это противоречие.
Пан был фигурой представительный, по объемам напоминавший Василия Кривоступку, моего давнишнего соперника в кулачном поединке. Доспех у пана был не хуже нашего, на польский манер: глухая кираса защищала грудь и спину, под ней кольчуга, наручи и прочие железяки в положенных местах. Его гайдуки тоже шли не голые и не босые – кожаный доспех с нашитыми бляхами и шлем на голове был у каждого. Так что, если трезво оценивать наши силы, никаких шансов в рубке у нас не было. Недаром Дмитро шел как в воду опущенный, проклинал, видно, тот день, когда со мной связался.
Но как правильно говорил капитан одного судна, «еще не вечер», да и маменька моя новая научила меня одной мудрости – помню, дрожь меня от ее науки взяла: «Всегда помни: любого легко убить, если подобрался близко».
Как только мы вышли из ворот, вклинился по правую руку от шляхтича, между ним и его старшим гайдуком. Дмитро с младшим гайдуком, неприятным типом, который щелью между передними зубами и вытянутыми вперед скулами лица напоминал большую крысу, вставшую на задние лапы, пристроились во второй шеренге.
Еще когда мы выбирались из города раздельно, шепнул Дмитру, что по моей команде нужно будет сразу бить того, кто рядом, кулаком в горло. Командой будет, когда громко скажу слово «кабан».
Дорога шла по совершенно открытой, очищенной от деревьев и кустарника местности. Невдалеке виднелся лес: возле Киева лесов много. Навскидку от стен до нужного нам всем леска по прямой было чуть больше километра. Пока мы шли, старался заболтать противника, агитируя его бросить свою скучную жизнь и вступать к нам, в казаки.
– Ну что нам делить с тобой, пан? Ты погорячился, я погорячился, а святую римскую церковь у нас все уважают, так что не держи обиды, пан, а лучше вступай в казаки. Вот где жизнь! Вот где воля! Ты подумай сам, ну сколько ты с бедных селян возьмешь? А мы за прошлый год по двадцать пять золотых монет на брата добыли!
Эту мысль, со всевозможными вариациями и подробным описанием награбленного, повторял вновь и вновь, аж самому надоело. Пан угрюмо молчал и не хотел идти на мировую, но мои разглагольствования его полностью расслабили, он вообще перестал обращать на меня внимание. С его точки зрения, все было понятно: главное – дойти до леса, порубить наглецов и обобрать. Одни доспехи были знатной добычей, а разговоры про немереное количество золота, которое можно ожидать в наших поясах, придавали его круглому и лоснящемуся лицу довольное и мечтательное выражение. Гайдук – наоборот, чем больше я трещал, тем озабоченнее становился, с неудовольствием поглядывая на расслабленного хозяина и плотнее прижимаясь ко мне, контролируя мою правую руку.