Шанс. Выполнение замысла. Сергей Савелов. Книга 3
Шрифт:
Пожимаю плечами, а у самого в панике в голове бьются мысли. Если сейчас встать и уйти, то есть возможность скрыться. Вырубить Романова, чтобы он не поднял тревогу. Окна квартиры выходят на проспект, а охрана у подъезда с другой стороны дома. Я успею проскочить. Из Ленинграда придется срочно сваливать. Домой нельзя. Придется к Таньке в деревню! А школа? Родители? Маринка с Гулькой? Друзья? Вся моя будущая жизнь? Всю оставшуюся жизнь скрываться? Хотелось завыть и наброситься на старика с кулаками и бить, бить в гладкую рожу, чтобы поверил. До крови! Впереди такие события! Беды! Катастрофы, Гибель людей! А этот испугался! Стало
Романов нервно налил стопку коньяка и опрокинул в рот. Шумно выдохнул.
– Куда собрался? Тебя никто не отпускал! – выкрикнул, зло глядя на меня.
Некоторое время меряемся взглядами. «А взгляд у Романова тяжелый!» – мысленно отмечаю, но своего взгляда стараюсь не отводить. Неожиданно он опустил голову, ссутулился и как будто сдулся. Как будто постарел сразу на несколько лет. Опускаюсь на корточки и начинаю подбирать разлетевшиеся листки. Один попал на нарезанные кружки лимона и подмок.
– Еще есть? – чуть слышно спрашивает.
Мне показалось, что ослышался. Поднимаю взгляд на него. Романов смотрит на меня потухшим взглядом.
– Есть, – решительно отвечаю и показываю пальцем на голову.
– Сообщи о том, что можно проверить быстро, – приказывает.
Смотрю, что Романов подобрался и даже румянец вернулся. Сажусь, придвигаю к себе блокнот, и демонстративно взглянув на собеседника, вспоминаю недавнее сообщение Ксенофонтова о смерти Папы и начинаю писать:
«Недавно избранный Папа Римский вскоре скончается и на его место будет избран польский католический священник Войтыла. (Вспоминаю и вписываю прикольное слово – «папабили»). Католики Польши приобретут мощную поддержку и станут влиятельной силой. Польша все больше будет становиться слабым звеном среди соц. стран. Правительство страны набрало западных кредитов. Вскоре кредиторы поднимут процентную ставку рефинансирования, и в Польше возникнет финансовый, экономический, а затем политический кризис».
Романов не выдержал, поднялся и встал за плечом, читая сразу чего я пишу.
Пишу – «Мазуров» и «Машеров» и поднимаю голову. Григорий Васильевич кивает, а потом вопросительно вскидывает подборок. Понимаю – это вопрос «когда?» Задумываюсь. Мазуров вскоре умрет. Официальная версия – по болезни. (По слухам – убит). О смерти Машерова помню, что будет дорожно-транспортное происшествие. Автомобиль Машерова столкнется с самосвалом, который нарушив Правила дорожного движения, выскочит на главную дорогу. Что-то вертится в памяти, насчет урожая. Вероятно, тот погибнет осенью. Так и пишу – «осенью восьмидесятого года».
Задумываюсь о том, что еще могу привести Романову в доказательство своих возможностей и понимаю, что нечего. Точных дат и многих событий не помню. В панике начинаю писать об всем, о чем помню:
«Военный конфликт между КНР (Китайская Народная республика) и СРВ (Социалистическая Республика Вьетнам). Китайские войска вторгнуться на территорию Вьетнама. Завяжутся приграничные бои. Наши пригрозят Китаю, даже приведут в повышенную готовность войска Дальневосточного округа, и
Исламская революция в Иране. Шах сбежит из страны. Светское Правительство будет свергнуто. К власти придут исламисты во главе с аятоллой Хомейни. В стране отменят все светские законы. Будет создано единственное в мире шиитское государство. США и нас признают врагами. Срок – зима, весна следующего года».
Завис: «Что еще написать, чтобы поразить Романова?» Открыл чистый лист и быстро, не обращая внимания на чистописание и разборчивость почерка торопливо записал:
«Предатели в СССР. Действующие, будущие, прошлые и вероятные.
Калугин, генерал КГБ. Первое главное Управление. Самый молодой генерал.
Поляков, генерал ГРУ.
Огородник. МИД или Министерство внешней торговли.
Кулак (Кулик), Герой Советского Союза, КГБ. Сейчас на пенсии».
Вспомнив о Великом Советском писателе Л. И. Брежневе, возвращаюсь к предыдущему листку и вписываю: «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Л. И. Брежнев». На Романова не смотрю, но чувствую, как он шевельнулся и вздохнул.
Продолжаю о предателях:
«Пигузов, Толкачев. Кто такие не знаю, но фамилии довольно редкие.
Резун. Сейчас должен работать в резидентуре в Западной Европе.
Гордиевский, – вроде КГБ.
Шевченко – посол в ООН.
Горбачев – вредитель.
Шеварднадзе – потенциальный враг.
Яковлев Александр – подозрения в шпионаже. Агент влияния. Помощник Горбачева.
Ельцин – сейчас первый секретарь Свердловского Обкома КПСС. Будет Президентом России. Ради личной власти готов на все».
Романов тронул меня за плечо и произнес:
– Хватит пока. У меня больше нет времени. Давай свои бумаги, почитаю и подумаю. Из Ленинграда пока не уезжай. Напиши мне телефон, по которому тебя можно будет найти.
– Я буду ежедневно звонить Петру Петровичу, – отказываюсь давать телефон.
– Ты мне не веришь? Зачем же ты искал со мной встречи? – удивился.
– Вам верю, но вашему окружению нет, – ответил, глядя в глаза.
Некоторое время Романов сверлит меня недовольным взглядом, но потом кивает, соглашаясь.
– Думаю, наша встреча не последняя, – предупреждает. – Что ты хотел по своим песням? – вспомнил.
– Передать песню «Дорога жизни» какому-нибудь певцу и зарегистрировать, как свою интеллектуальную собственность. Потом представлять Художественному Совету другие песни, и, если Совет пропустит, регистрировать их, – сообщил о своем желании.