Шансы есть…
Шрифт:
– Было б неплохо.
– Мы разве оба не должны были выйти на пенсию… сколько, два года назад?
– В такие дни, как сегодня, я хоть сейчас.
– Мартин говорит, что нам так и надо поступить. Выйти на пенсию и поселиться тут, в этом самом доме. Если дети захотят нас видеть, пусть прыгают в самолет. Нам уже пора снова начать думать о себе, говорит Мартин.
– Кто такой Мартин?
– Наш риелтор. Мудрый человек.
– И я не ошибусь, если предположу, что ничего подобного этот Мартин на самом деле не говорил?
– Не совсем. Это что – выстрел?
– Кто-то стойку опрокинул. Надо бежать, Линкольн.
Звук его имени на устах жены, как обычно, следовало смаковать. Как большинство давно женатых пар, друг дружку они называли в основном
– Ладно, потом поговорим.
– Нам не нужно продавать, но, вероятно, следует.
– Ясное дело.
И все же, отключаясь, он не мог не подумать о своей матери – как любила она девочкой проводить здесь лето. “Там выпивали, и смеялись, и веселились… Все лето напролет ходили босиком… Все полы были в песке, но никто не обращал внимания… Ни разу за все лето не заглядывали в церковь”.
Продать – это предать? Ей точно не хотелось бы, чтоб он терял свою компанию или подвергал близких – это обширное и все еще растущее племя – риску. Но что, если наследством она намеревалась испытать его? Несомненно же наблюдала – как и Анита, – что с каждым годом он, черт бы его драл, все больше напоминает собственного отца. Не столько в том смысле, что они с отцом во всем соглашались, сколько в смысле темперамента и инстинкта. А ну как дом этот служил напоминанием о том, что он и ее сын, а не просто клон Вольфганга Амадея Мозера? Что не совсем чужой он этой женщине, что носило по свету, точно ветерок, которому едва ли хватит сил позвякать ветряными колокольчиками? Мысль эту, осознал он, сидя на ступенях дома, с которым мать отказалась расстаться, вероятно, вызвало то, что ветряные колокольчики действительно болтались здесь со свесов, колыхались от мягкого ветерка. Как правило, Линкольн был не склонен к фантазиям, но сейчас помимо своей воли подумал, уж не заговорила ли с ним сама мать?
Вдали заскрипела на несмазанных петлях сетчатая дверь. Ниже по склону и чуть правее располагался громадный “коттедж” Мейсона Троера, крытый серым гонтом, и терраса у него чуть ли не в два раза превосходила ту, что была в 1971-м. Родители Троера были приятными, скромными и приличными людьми, они бы нипочем не одобрили показной реконструкции, затеянной сыном. Но в том-то все дело. Старшие Троеры давно на том свете, а были они милыми людьми или нет, не имеет значения. Дом оставили Мейсону, предположительно – чтоб распоряжался им как заблагорассудится.
На террасу вышла голая женщина – слишком далеко, и Линкольн не сумел определить ее возраст, но, вероятно, за сорок, – в руке высокий бокал, растянулась на шезлонге. Мгновение спустя возник мужчина, покрупнее и постарше – Линкольн был уверен, сам Троер, – тоже голый, дверь снова захлопнулась за ним, ее хлопок долетел долю секунды спустя. Что-то в его позе, в том, как он выгибал туловище, предполагало: он знает, что за ним наблюдают, а возможно, просто надеется на это. Он замер на миг, а затем повернулся и посмотрел вверх по склону. Когда Линкольну пришло в голову, что Мейсон может и помахать, он быстро встал и подхватил пакеты с припасами, а раскаты далекого хохота влетели за ним в материнский дом.
Тедди
Тедди подумал было выйти на верхнюю палубу парома и впитать остатки теплого сентябрьского солнца, но в итоге предпочел кабинку в вентилируемом буфете, где лучше ловится вай-фай и удастся поработать. Почти все решения его нынче были точно так же утилитарны и не имели ничего общего с принципом удовольствия. Идти на ровном киле, как он знал по своему долгому опыту, всегда лучше. Избегай Штурма-унд-Дранга [28] . Взбирайся не слишком высоко, опускайся не слишком низко. Так ему иногда удавалось отвратить
28
“Буря и натиск” (искаж. нем.) – немецкое литературное движение XVIII в., характеризовалось резкостью и эмоциональностью, в переносном значении – сильные эмоциональные всплески.
Опасаясь, что как раз такой и мог с ним случиться, он всерьез раздумывал, не отклонить ли ему приглашение Линкольна и нанести вместо этого визит в монастырь. Брат Джон всегда бывал рад его видеть, а еще у него был полный комплект фильмов братьев Маркс, который, подозревал Тедди, мог оказать более целебное воздействие, чем молитва и пост вместе взятые. Одно Тедди знал наверняка: за прошедшие годы монастырь провел его через многие участки бурных вод – а возможно, и не дал загреметь в психушку. Но в последнее время он стал как-то сомневаться в действенности своих периодических затворов. В молодости такие отъезды контрастно оттеняли его жизнь в миру. Однако за годы мирское монашество вползло в его повседневную жизнь, поэтому два мира больше не сильно-то и различались.
Не поспоришь, эта поездка на остров – в обществе старых друзей и под аккомпанемент воспоминаний о юности – была рискованна, потенциально угрожала его с трудом достигнутому равновесию. Господи Иисусе, шестьдесят шесть лет. Он надеялся, что к нынешнему времени ему не придется постоянно быть настороже, что надо еще немного подождать, и безумие – потому что к нему припадки, по сути, и сводились – сойдет на нет. В конце концов, угасание ведь естественно. Неужто дух, наконец-то освобожденный от многих юношеских императивов тела и поддержанный мудростью опыта, не воспарит наконец? Разве памяти, тирану и поработителю, не полагается стать мягче и податливей?
Но это лишь на выходные, а их он, вероятно, переживет. Удовольствия там будут достаточно скромны. Утренние прогулки по грядам холмов Чилмарка. Днем поездки на велосипеде. В холодильнике стынут пиво и белое вино, хотя ему со спиртным надо бы поосторожней. Линкольну, вероятно, захочется на каком-то рубеже вправить в расписание девять лунок. В субботу вечером Мики, очевидно, собирался затащить их в какой-то кабак в Оук-Блаффс послушать местную блюзовую команду, но в остальном, похоже, ничего особенного и не планировалось. Время пролетит быстро. Бояться нечего, как говорится, кроме самого страха.
И все равно лучше не терять бдительности, поэтому он не пойдет наружу смотреть, как далекий остров вырастает, пока не заполнит весь кадр действительности, а потратит эти сорок пять минут с пользой. Рукопись, которую он редактировал, была до крайности несовершенна. Даже одобряя книгу к изданию, он знал, что пожалеет о своем решении; если и удастся как-то сгладить ее недостатки, книга эта никак не поддержит “Семиярусные книги” – его убыточное мелкое издательство, специализирующееся, как на то указывает само его название, на религиозной и “духовной” литературе в объеме где-то полудюжины названий в год. Предприятие родилось десять лет назад, когда коллега по имени Эверетт попросил Тедди глянуть на монографию, которую он никак не мог никуда пристроить. Тедди ее прочел и тут же понял, почему у нее нет издателя. Книгу скверно продумали, ее самая оригинальная и убедительная глава захоронена где-то в середине, а кроме того, как большинство ученых, Эверетт не тянул на одаренного стилиста. И все же книга оказалась по-своему примечательно ловка, а то, что с нею было не так, Тедди считал делом поправимым.