Шансы. Том 1
Шрифт:
Она жила жизнью зверя, бросаясь на еду, которую приносил ей охранник в форме, давясь кусками хлеба, лакая, как собака, воду из чашки, стоявшей на полу.
В течение двух лет даже проблеска мысли ни разу не мелькнуло у нее в голове. Разум оставил ее, мозг был абсолютно чист.
Но как-то ночью, проснувшись часа в три, она вдруг с удивительной ясностью поняла, что она — Кэрри. Так почему же она не дома, не вместе со своей семьей? Она рванулась к запертой двери, стала призывать помощь, однако никто не пришел. Это ее озадачило и напугало. Что с ней такое приключилось?
Утром
— Что я здесь делаю? Где я?
Охранник отпрянул в сторону. От этих помешанных всего ожидать можно. Никогда не знаешь, что они сейчас выкинут.
— Ешь! — грубо скомандовал человек, ставя чашку с едой на пол.
— Я не хочу есть! — что было сил закричала Кэрри. — Я хочу домой!
Через несколько часов к ней в палату вошел врач.
— Я вижу, ты заговорила.
Глаза Кэрри от удивления расширились.
— А как же мне не говорить!
— Кто ты такая? Как твое имя?
— Меня зовут Кэрри. Я живу в Филадельфии, вместе со своей семьей. Мне тринадцать лет.
— Тринадцать? — Брови врача поползли вверх.
— Да, тринадцать. — На ее щеках появились слезы. — Я хочу домой. Я хочу к маме Сонни… Я хочу к маме…
Никуда ее не отпустили. Ее оставили там, где она была. А поскольку теперь она уже более не походила на маленького зверька, ей дали работу. Она убирала палаты, мыла полы, готовила пищу, и в конце дня, изнуренная, без сил валилась на свою койку, стоявшую в переполненной комнате.
Так шли годы.
Раз в месяц ее осматривал доктор.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Где ты живешь?
— В Филадельфии, с родителями.
Они не могли ее никуда отпустить.
Кэрри была не в состоянии понять, что вокруг нее происходит. По ночам она плакала. Она скучала по школе, по своим братикам и сестричкам, по подругам. Почему, ну почему ее держат в этом ужасном месте?
В этом месте жили люди, лишившиеся разума. Буйнопомешанные. Постепенно Кэрри научилась держаться подальше от них.
Ведь ей всего тринадцать лет, она должна быть осторожнее в общении с окружающими.
ДЖИНО. 1937
– Эй! — воскликнул Джино. — А знаешь, у тебя это неплохо получается! , Рыжеволосая хозяйка, ее звали Би, или Пчелка, в шутливом негодовании откинула голову назад.
— Мистер Сантанджело! Вы, наверное, говорите это всем девушкам!
Стараясь оградить себя от чудовищного обвинения, Джино поднял вверх руки.
— Кто? Я? Да ты шутишь!
Пчелка улыбнулась и резким движением головы забросила назад тяжелую массу золотисто-медных волос.
— У вас сложилась… определенная репутация.
— Положительная, надеюсь?
— Ода.
— Рад слышать, рад слышать это.
Поднявшись из-за огромного, орехового дерева, письменного стола, Джино выпрямился и потянулся. Девчонка ему очень нравилась, но он вовсе не собирался ради нее превращаться в дрессированную собачку.
— И давно ты у меня работаешь, Пчелка? Ее пробрала дрожь. То ли от того, что в воздухе разливалась прохлада, то ли от мысли, неожиданной и ужасной,
— Три месяца, мистер Сантанджело.
— Тебе у меня нравится?
— У вас отличный клуб.
— А повышение ты уже получила?
— Еще нет.
Вот оно. Или — повышение, или — ее выставят вон.
— Хочешь, я отвезу тебя сегодня вечером домой, а по дороге мы обсудим это?
— Да.
Он улыбнулся.
— Значит, да? — Глаза его лениво скользнули по ее телу. — А как насчет «да, пожалуйста»?
— Да, пожалуйста, мистер Сантанджело. Улыбка его сделалась шире. Джино уже предвкушал наслаждение. Наслаждение ею. Ее волосами. Молочко-белой кожей. Агрессивно-вздернутыми грудями.
— Вот что я тебе скажу. Придешь в мой кабинет к двенадцати.
Она повернулась к двери.
— Да, и… Подбери волосы. Уложи их повыше на своей аккуратной головке. Ну, беги, — разрешил он ей наконец, — мне нужно еще сделать пару звонков.
Пчелка направилась к двери; взгляд Джино не мог оторваться от ее соблазнительно покачивающихся ягодиц. Он любил, чтобы женщины сзади было много, чтобы было за что ухватиться рукой. Клементина этим похвастать не могла, у Синди попка высокая, круглая и маленькая, как у мальчика.
Синди. Уже три года он живет с этой шлюхой, три долгих года — и никакого намека на то, что она в состоянии, подобно всем женщинам, забеременеть. Это сводило Джино с ума. Синди клялась, что не применяет никаких штучек, но в таком случае почему же она никак не родит?
В кабинет ввалился Алдо. Тридцать один год, а он уже округлился, как хороший пудинг.
— Когда ты растрясешь наконец свой жир? — грубовато спросил его Джино, не сочтя нужным обменяться приветствиями.
— Люблю поесть. Ужасное дело.
— Если в тебя как-нибудь попадет пуля, то ты просто вытечешь весь, как снеговик.
— Что же мне делать, если Барбара так вкусно готовит?
— Так в чем дело? — оставив шутки в стороне, перешел к сути Джино.
Алдо начал рассказывать.
Джино слушал и зевал. Не для того он создан, чтобы сидеть за столом и считать деньги. Ему требовалось действовать, ему нужны острые ощущения. А в последнее время эти ощущения он испытывал только в обществе подцепленных где попало шлюх. Однако, несмотря на все это, он считал себя везучим. Такой партнер, как сенатор Дьюк, давал стопроцентную гарантию его личной безопасности. Плюс друзья в самых высоких сферах, друзья, с которыми он поддерживал весьма тесные отношения. И все же, и все же… Важные и влиятельные друзья тоже не всегда могли помочь. Лаки Лючиано, глава их комитета, в прошлом году вынужден был отправиться за решетку — по дутому обвинению в сутенерстве. Дутому, потому что на самом деле Лаки фактически никогда не занимался продажей на улице женского тела. Он возглавлял огромный преступный синдикат, одним из направлений деятельности которого была организованная проституция. Как бы там ни было, бедняге пришлось перейти на государственное содержание. Срок обещан солидный — от тридцати до пятидесяти лет. Известие об этом повергло в ужас все сообщество. Если Лаки Лючиано так загремел, то чья же очередь на подходе?