Шантарам

Робертс Грегори Дэвид

— Но они же не хотят брать ее, Линбаба! — жалобно возопил Джитендра. Слезы катились по его круглым щекам. — Слишком много народу. Мы пробыли там сегодня шесть часов! Шесть часов ждали на улице вместе с другими больными. В конце концов Радха стала умолять, чтобы я отвез ее обратно, домой. Ей было стыдно находиться там в таком виде. Мы только что вернулись, и я пошел искать тебя, Линбаба. Больше мне ничего не оставалось. Я очень беспокоюсь за нее!

Я велел им вылить воду из глиняного кувшина, вымыть кувшин как следует, набрать свежей воды, прокипятить ее в течение десяти минут и только после этого использовать для питья. Вместе с Джитендрой и Джонни мы пошли в мою хижину, где я взял таблетки глюкозы и смесь парацетамола с кодеином,

с помощью которой я надеялся сбить лихорадку Радхи и ослабить боль. Не успел Джитендра выйти с лекарствами, как ворвался Прабакер и вцепился в меня с выражением крайней муки на лице.

— Лин! Лин! Парвати очень плохо! Пожалуйста, пойдем скорее!

Девушку терзали боли в желудке. Она то сворачивалась клубком, держась за живот, то выпрямлялась, выгнув спину в конвульсиях и раскинув руки и ноги. Температура у Парвати была очень высокой, кожа скользкой от пота. Ее также мучили рвота и понос, и в пустой чайной стояла такая вонь, что ее родители и сестра старались дышать через платок. Кумар и Нандита Патак, разумеется, пытались помочь своей дочери, но были бессильны, и их охватило отчаяние. Они были так подавлены и испуганы, что соблюдение приличий отошло на второй план, и они позволили мне осмотреть девушку в тонкой нижней рубашке, обнажавшей ее плечи и значительную часть груди.

Сестра Парвати Сита в ужасе забилась в угол хижины. Ее хорошенькое лицо было искажено страхом. Она понимала, что Парвати страдает не от случайной болезни.

Джонни Сигар обратился к ней на хинди. Тон его был резким, чуть ли не грубым. Он упрекнул ее в трусости и предупредил, что жизнь сестры находится в ее руках. Постепенно его голос заставил девушку выбраться из дебрей ее темного страха. Она подняла голову и посмотрела на Джонни, словно впервые увидев его. Затем, не поднимаясь на ноги, она подползла к Парвати и вытерла ей рот мокрым полотенцем, вступив, по зову Джонни Сигара, в борьбу за жизнь своей сестры.

Холера. К вечеру обнаружилось десять случаев серьезного заболевания, еще у двенадцати человек проявлялись симптомы болезни. К утру число заболевших возросло до шестидесяти, а людей с симптомами — до сотни. В полдень нас постигла первая утрата. Умерла Радха.

Отдел здравоохранения бомбейского муниципалитета прислал к нам своего чиновника. Это был усталый человек лет сорока с небольшим по имени Сандип Джиоти. Его умные полные сочувствия глаза были примерно такого же бронзового оттенка, что и его блестящая от пота кожа. Волосы его то и дело рассыпались, и он поправлял их пятерней с длинными пальцами. На шее у него болталась маска, которую он натягивал всякий раз, заходя в хижину или встречаясь с больным. После того, как он совершил инспекционный осмотр поселка, мы вместе с доктором Хамидом, Казимом Али Хусейном и Прабакером обсудили результаты, стоя около моей хижины.

— Мы проанализируем все взятые образцы, — сказал Сандип Джиоти, кивнув на своего ассистента, который держал в руках чемоданчик с пробирками, содержащими образцы крови, слюны и кала заболевших. — Но и без того ясно, что вы правы, Хамид. Это уже тринадцатый очаг холеры на участке от Колабы до Кандивли. Очаги пока в основном небольшие, но в Тхане очень серьезный случай — ежедневно болезнь поражает до сотни человек. Все больницы переполнены. Но могло быть и хуже, учитывая, что сейчас сезон дождей. Есть надежда, что мы сумеем ограничить эпидемию пятнадцатью-двадцатью очагами инфекции.

Я ждал, что Казим Али или доктор Хамид скажут что-нибудь по этому поводу, но они лишь угрюмо кивнули. Тогда я взял инициативу в свои руки:

— Этих людей надо отправить в больницу.

— Послушайте, — ответил Сандип Джиоти, глубоко вздохнув и оглядываясь вокруг. — Самых тяжелых больных мы можем взять, я об этом позабочусь. Но госпитализировать всех просто невозможно. Я не хочу обещать вам невыполнимого. Та же самая картина в десяти других трущобных поселках. Я посетил их все, и всюду ко мне обращаются с той же просьбой.

Вам придется сражаться с эпидемией на месте, своими силами. Другого выхода нет.

— Вы что, с ума сошли? — взорвался я, чувствуя, как от страха у меня подводит живот. — Мы уже потеряли сегодня утром мою соседку Радху. Здесь тридцать тысяч человек. Как мы можем сражаться с холерой сами? Это просто смешно! Вы же отдел здравоохранения, черт побери!

Сандип Джиоти молча смотрел, как его помощник упаковывает чемоданчик с образцами, затем обернулся ко мне. В его покрасневших глазах была злость. Он и сам был расстроен тем, что его отдел не может помочь жителям трущоб, и ему не доставляло никакого удовольствия выслушивать брань по этому поводу, тем более от иностранца. Если бы он не знал, что я живу и работаю в трущобах, что люди относятся ко мне с уважением и надеждой, он просто послал бы меня подальше. Все эти мысли промелькнули на его усталом красивом лице и сменились терпеливой, почти ласковой улыбкой. Он опять запустил пятерню в свои непокорные волосы.

— Послушайте, я не нуждаюсь в наставлениях иностранца, приехавшего из богатой страны, относительно того, как мне следует заботиться о здоровье своих сограждан. Я понимаю, вы растеряны, и Хамид говорит, что вы проводите в трущобах большую работу, но я постоянно имею дело с подобными случаями по всему штату. Население Махараштры составляет сто миллионов человек, и мы заботимся о них всех, как можем.

— Да, конечно, простите меня, — вздохнул я, прикоснувшись к его руке. — Я не хотел обвинить в чем-нибудь лично вас. Просто я… не знаю, что мне с этим делать и… наверное, я боюсь.

— Почему вы живете здесь? Вы ведь можете уехать.

Вопрос был довольно резким и неожиданным, и я растерялся.

— Не знаю… Я… я люблю этот город. Почему вы, например, не уезжаете из него?

Он пристально посмотрел мне в глаза, затем опять мягко улыбнулся.

— Что вы можете для нас сделать? — спросил доктор Хамид.

— Боюсь, не слишком много. — Заметив ужас у меня в глазах, он издал глубокий вздох усталости, накопившейся в его сердце. — Я распоряжусь, чтобы к вам направили бригаду добровольных помощников, обладающих соответствующими навыками. Мне очень хотелось бы сделать для вас больше, поверьте. Но я уверен, да, уверен, что вы справитесь с этим. Это не так страшно, как вам сейчас кажется. Вы уже вступили в борьбу вполне успешно. Где вам удалось достать соль?

— Я принес, — поспешно бросил Хамид, так как соли для восстановительного раствора были нелегально доставлены прокаженными.

— Когда я сообщил доктору о холере, он дал нам соль и объяснил, как ее надо употреблять, — сказал я. — Но беда в том, что у некоторых больных она не удерживается в организме.

Метод восстановления водно-солевого баланса был изобретен ученым Джоном Роде, который работал в республике Бангладеш в конце 1960-х — начале 1970-х годов вместе с местными врачами и специалистами ЮНИСЕФ [93] . Он составил рецепт физиологического раствора, содержащего дистиллированную воду, сахар, поваренную соль и некоторые другие минеральные добавки в строго определенной пропорции. Как известно, люди, зараженные холерным вибрионом, умирают от обезвоживания, вода интенсивно покидает их тело вместе со рвотой и испражнениями. Джону Роде удалось установить, что водный раствор сахара и соли помогает больным сохранить воду в организме и справиться с болезнью. Прокаженные Ранджита по просьбе доктора Хамида снабдили нас несколькими ящиками флаконов этого раствора. Но я не знал, сколько раствора нам понадобится и могут ли они дать еще.

93

ЮНИСЕФ — Детский фонд Организации Объединенных наций.