Шантаж
Шрифт:
Стремление защитить «малых и сирых» приводит к ненужности «сильных и храбрых». Этот тип личности отмирает, и ему на смену приходят вариации мальчиков-одуванчиков. Которые не только «отвечать за всё» не хотят и не могут, но и за себя — не стремятся. А зачем? Так же легче. Быть ущербным, слабым, безответственным — удобнее, выгоднее.
«Дадим нездоровым людям шанс участвовать в Олимпийских играх»! И астматики выигрывают высокогорную многокилометровую лыжную гонку. Потому что они — больные и могут пользоваться препаратами, которые для всех здоровых называются «допинг». Олимпийцы — символ физического
Государство, общество заботятся о социально незащищённых. О матерях-одиночках, например. И мусульманская семья, въезжая в Европейские страны, превращаются из традиционной системы, стабильной, отработанной тысячелетиями «организации по защите от жизни» — «человек, четыре его жены и их дети», в «безработный и четыре матери-одиночки». Всем — жильё и пособие. Из устойчивой, функционально, социально и психологически полной, здоровой ячейки общества, пусть и не европейского типа, семья превращается в четыре-пять — ущербных. Слабых, неполных. Куча деклассированных людей. Живущих не то — милостыней, не то — мошенничеством. Вырастают поколения, которые не знают семейных ценностей. Никаких. Которые знают: работать не надо — на прокорм всегда дадут. А на остальное — проще украсть. На смену: «украл булку. Потому что хотел кушать», приходит: «украл Айфон. Потому что скучно».
И незачем ругать мусульман — это наша, христианская, система, это мы придумали и избрали. Они только её корректно применяют. Для собственного блага, как они его понимают.
Идея христианства: придёт Иисус и накормит всех пятью хлебами. Ждите и молитесь. Накормить-то он накормит. Только ни землю, ни волю, ни зёрен для посева — не даст. Ну и не надо: нищета — дар божий. Высшая степень — нищета духа: «Блаженны нищие духом. Ибо войдут они в царство божие». Разум становится ненужным, отмирает.
«Чтоб не думать ничего. Гитлер думал за него».Нищие, слабые, больные. Ни на что не годные, бессмысленные, безответственные. «Любезные богу». Способные только молить и вопиять. Но не — делать, работать, думать, нести ответственностью. Безрукие и безмозглые. Убогие.
«Явить заботу, милосердие» — это по-христиански. В какой момент эта «заботливость» становиться «удушающей»? «Удушающая здравый смысл забота». В Евросоюзе и США эта «точка невозврата» уже пройдена.
Так вот: здесь не так. Глава дома отвечает за всё. Включая и недостойное, по местным представлением, поведение собственной жены. И ответственность эта весьма велика. «Если ты не можешь навести порядок в собственном доме, что ты вообще можешь?».
Даниил-заточник формулирует этот принцип в форме FAQ — часто задаваемые вопросы и ответы:
— Что хуже: худая жена или худая лодка?
— Конечно, жена. Ибо худая лодка испортит тебе только платье, но худая жена всю жизнь твою испоганит.
Очевидно, что слово «худая» используется здесь отнюдь не для описания геометрических характеристик супруги. А кому нужен неудачник, человек с «поганой жизнью»?
Что позволяет мне выдвинуть гипотезу: угрозой публичного
К этому времени уже подошли мои мужики. Я остановил их в десятке шагов от места событий и начал командовать:
— Ноготок, подойди осторожненько к посаднице. Не замарайся. Сними с неё платье, все платки, кроме тёмного верхнего. Платком потом её голову и лицо прикроешь. Косы её распустить, растрепать. Сапожки и украшения оставить. Снятое засунь второй бабе под одежду. Делай. Ивашко, найди камень. Лучше, чтобы на земле лежал, а не в ямке утоплен. Булыжник. Делай.
Ивашко у меня «ноктоскоп». Или — «ноктоскопец? Или — «ноктоскопун»? А, плевать, главное — в темноте видит. Мёртвую женщину раздели, положили ей под разбитый висок найденный булыжник. В нескольких местах на груди и шее, ассоциирующихся с понятием «засос», стукнули. Синяки будут. Собственно говоря — уже есть. Трупные пятна появляются через один-два часа при острой смерти. Ещё пару-тройку в подходящих местах добавили.
Затем служанку вставили в два мешка сверху и снизу. Извини, тётя, но твои действия заставляют отнести тебя к категории «мои враги». «Труп врага хорошо пахнет». Старинная восточная мудрость. Встретимся — понюхаю. И Ноготок с Суханом отнесли этот тяжёлый тюк к реке. Плеска я не услышал — тихо опустили. «Прими, господи, душу рабы твоей. Вставшей на моём пути по воле хозяйки её, дуры».
— Ивашко, вот ключ от замка в Рябиновском порубе. Возьми себе. Вы сейчас все трое идёте к лодке и сидите там. О сделанном, виденном — не болтать. Ждёте сигнала. Сухан, если я в свистелку на посадниковом дворе свистну — ты услышишь?
— Не знаю.
— Как «не знаю»?! Почему «не знаю»?! Должен услыхать! Ты, хрен бездушный!
— Ивашка, уймись. Хорошо, что напомнил. Сухан, вот кость, с душой твоей. Возьми себе. У тебя целее будет.
— Иване, ты будто на смерть собираешься. Ты чего это, помирать собрался?
— Нет. Я собрался жить. Но это занятие очень опасное, чреватое внезапной смертью. Так что — подготавливаюсь к внезапностям. Ежели услышите один свисток — уходить быстро. Лодку — на воду и ходу. Куда — сами решайте. Если два — бронно и оружно идти спешно на посадников двор или откуда свист будет. Если три — тоже идти, но в глаза не бросаться. Тайно и россыпью.
— А может, и мы с тобой?
— Хорошо бы, только чужих здесь издалека видать. Как бы хуже не было.
— А если не услышим? Или знака не будет?
— Как стемнеет — уходить. Майно — поделишь поровну. Не ссорьтесь, мужи мои славные.
Обниматься-целоваться, на век в любви клясться — не стали. Не люблю я этого. «Долгие проводы — лишние слёзы». Наша народная. Поклонились друг другу в темноте, и мужики исчезли. А я — остался. Ну, Иван Юрьевич. Как у тебя со «сложными системами»? Сегодня узнаем.
«Ни один план не выдерживает столкновения с реальностью». Сколько же это надо повторять?! — Да каждый раз, когда что-нибудь планируешь! Предусмотрительность несколько сужает множество возможных неприятностей, но не избавляет от их неизбежности. Главное — сохранить реактивность. Не в смысле «полёта», а в смысле «струи» — чтобы было чем отгонять внезапно возникающие гадости.