Шантаж
Шрифт:
Городские соседи редко-редко знакомы друг с другом, знал Приезжий. ЖЭК – наверняка волокита. Нечего болтаться по обочинам, надо вторгаться в центр информации. Где, кстати, тебя – ежечасно нарушающего Уголовный кодекс – меньше всего ждут.
И в адресный стол милиции был командирован взбодренный выпивкой и гипнотически-волевым напутствием Чистодел. Минут на двадцать пять он преисполнился гордости и самомнения, что позволило безбоязненно созерцать милицейские погоны и изображать из себя какого-то там инспектора по расселению жильцов. Так были
А затем судьба дала Приезжему козырного туза в виде Сережки и Рикки. Мальчик мог бы и прищуриться подозрительно, и недоверчивым молчанием встретить расспросы незнакомцев. Но Рикки невольно сыграл роль предателя. Хоть и замороченный «диванной» жизнью, он глубинным инстинктом ощутил в Приезжем веяния и запахи исконной отчизны и крепкую руку охотника и укротителя.
Они обрели общий язык в долю секунды. Завороженный тем, как шалавая собачонка, с грехом пополам умевшая подавать лапку, сейчас по скупому жесту незнакомца ложилась, застывала в стойке, мчалась отыскивать брошенный камешек и, поскуливая от нетерпения угодить, клала найденное к его ногам, Сережа даже не заметил, что сообщил кучу вещей о своей семье.
Приезжий отсеял главное: отец мальчика в отъезде, мать на дежурстве, а тетя Зина стряпает фрикадельки с морковью.
…Чуть слышно щелкнул замок, и Приезжий вошел в переднюю. Огляделся, кашлянул, давая о себе знать. Из кухни выглянула Кибрит.
«Хорошо, что молодая, – подумал Приезжий. – Красивая – тоже хорошо. Все идет хорошо!»
Красивые женщины ни разу не огорчали Приезжего. С ними ему было немногим труднее, чем с Рикки.
Кибрит еще не видела его отчетливо, в подробностях. На нее только пахнуло опасностью.
– Что вы здесь делаете?
– Поджидаю хозяйку. Было открыто, и я позволил себе войти.
Открыто? Нет, такого за ней не водится. Осторожность! – предупредил внутренний голос.
– Я думаю, вы ошиблись дверью.
– Ни в коем случае! Имею адресок. Да и мальчик подтвердил, что именно здесь проживает Зинаида Яновна Кибрит. И что сейчас она дома одна… Племянник ваш, не так ли? Очень симпатичный мальчик.
«Грабитель?.. Насильник?.. Кто он?.. Я не понимаю. Не понимаю!»
– Что вам, собственно, нужно?
– Лично мне – абсолютно ничего, уверяю вас. Я пришел просить о снисхождении к одной заблудшей душе.
«Вот оно что! Шантаж. Никогда даже не думала о такой возможности».
Поняв, она как-то уравновесилась. Сказала холодно:
– Если не ошибаюсь, это связано с моей работой.
Приезжий развел руками:
– Увы… видит Бог, был бы рад прийти по другому поводу.
– Дома я о делах не разговариваю. Пожалуйста, на Петровку.
– Зачем же сразу гнать человека?
Перед ней стоял атлетически сложенный мужчина лет тридцати пяти. Ласковый, хитрый, наглый. Явно с примесью кавказской крови. В дорогом и слишком новом, необмятом костюме. По-русски говорил чисто, с какой-то трудно уловимой, но не южной примесью в манере выговаривать слова. Если б не ситуация,
– Кто вы такой? Представьтесь.
– Это было бы бесполезно, поскольку перед вами сейчас никого нет. Я в настоящий момент знаете где? За столом с друзьями – их человек десять – и говорю красивый тост. И ни на минуту никуда не отлучаюсь.
В Кибрит поднялась буря протеста.
– Железное алиби. Понятно… Считайте, что ваша миссия не удалась. Прошу! – она указала на дверь.
Незнакомец снисходительно посмеялся:
– Напрасно, напрасно. У меня обоюдно интересный разговор.
– Не буду я с вами разговаривать.
– Будете, Зинаида Яновна. Придется.
Он запер дверь торчавшим изнутри ключом, положил его в карман. И тут она заметила, что руки у него в перчатках.
– Убирайтесь немедленно! Или я… – ей представился большой кухонный нож, чайник с кипятком… ее охватила неукротимая и, в общем-то, безрассудная жажда сопротивления.
– А что вы? – спросил он пренебрежительно, словно ребенка. – Ну что вы?.. Оружия наверняка нет, позвонить я не дам, крикнете – не услышат. Если только с кулачками на меня. Но женщина вы хрупкая…
Он двинулся от двери, приближаясь к Зиночке, и та медленно отступала в комнату, клокоча, но поддаваясь напору исходившей от него силы.
– Впрочем, о хрупкости это так, к слову, – ласково сказал он. – Уверен, что мы столкуемся по-хорошему… Скажите мне, Зинаида Яновна, должна ли быть в мире справедливость?
Почему-то вопрос этот отрезвил ее.
«Я веду себя глупо. Надо вслушиваться, что он говорит. Не мечтать о расправе с помощью кухонной утвари. Глупо. Глупо. Глупо».
Ей удалось затолкать свой праведный гнев на задворки души. Почти удалось унять омрачавшее разум возмущение.
– Я спрашиваю, справедливость должна быть? – повторил незнакомец.
– Справедливость есть.
– Увы, не всегда, – сокрушенно покачал он головой. – Далеко не всегда. Вот, скажем, один человек мучается, а другой нет. Несправедливо. Надо, чтобы никто не страдал или пусть страдают оба. Вы согласны?
– Ближе к делу, – отозвалась Зиночка, уже не задыхаясь.
– Браво!.. По вашей вине может пострадать один человек и его друзья. Если это случится, тогда пострадаете и вы.
– Только не пытайтесь меня запугать!
«Ишь ты! И глазом не моргнула».
Экспертша как-то не вполне укладывалась в представление Приезжего о красивых женщинах.
– Характер показываете? Ну-ну. А сердечко-то небось прыгает? Поверьте, сочувствую. Но что делать? Вы нас прижимаете, мы огрызаемся. Как говорится, борьба миров… Но вы же не захотите, чтобы что-то случилось с Сережей? Верно? Такой хорошенький мальчик, и вдруг…
Вот теперь Кибрит испугалась. Отчаянно, обморочно, как никогда в жизни. Где Сережка?! Ему давно пора быть дома! Она – невероятно!.. – она забыла о нем с появлением этого негодяя в передней!