Шапка Мономаха
Шрифт:
Вид короля, ведущего себя как восторженная женщина, несколько коробил старика, но об этом говорить было не принято. А потому, не имея возможности высказаться по поводу поведения короля, сановник с особым удовольствием возражал в вопросах государственных. Но, надо отдать должное молодому монарху, эту критику он терпел и часто к ней прислушивался.
— Какой вы скучный! — Король замер напротив Шеффера. — Какая разница, что там подписала полвека назад глупая женщина. Это наши земли! Мы там были изначально! И мы их хотим получить назад.
— Ну, если быть точным, то изначально это земли Тевтонского ордена и его подразделения ордена Ливонского, — возразил Шеффер. —
— Не имеет значения. Право сильного — это главное право!
Патетически воскликнул король и встал в горделивую позу, любуясь собой в ростовое зеркало. Сановник сокрушенно покачал головой.
— Ваше величество действительно считает Швецию сильнее России? Я позволю себе напомнить, что на войну с турками ваша венценосная сестрица выставила полторы сотни тысяч солдат. И это только часть ее армии. А Швеция может мобилизовать от силы тридцать тысяч. Мы не удержим Прибалтику, если даже пользуясь смутой ее захватим.
Король недовольно скривился, вернулся в кресло и с взглянул на своего фаворита в поисках поддержки. Молодой Аксель фон Ферзен не преминул откликнуться на молчаливый призыв короля.
— Вы правы, любезный граф, — обратился он к своему старшему коллеге. — Но только если рассуждать о России как о единой и целой стране. Сейчас она погружается в хаос, и нам надо поспособствовать этому. Надо обеспечить вечный паритет между Екатериной и самозванцем. Никто из них не должен победить быстро. Чем дольше длится война внутри России, тем слабее она будет по окончанию. Тем проще будет отторгнуть Прибалтику договором с победителем этой смуты.
Король расцвел улыбкой.
— Именно так! Мы будем помогать Екатерине ровно настолько, чтобы она не проиграла. А потом отберем наши земли. Ты гений, Аксель!
Придворный низко поклонился.
— Мысль, конечно, неплохая, — нехотя согласился граф Шеффер, — но я не верю, что этот Pugachoff продержится даже до конца года. Все-таки он не сможет победить настоящую русскую армию в открытом сражении.
— Во-первых, этого нельзя утверждать с уверенностью, дорогой граф, — возразил Аксель, — мы не знаем пока, как именно самозванец разбил гвардию Екатерины. А во-вторых, если войско повстанцев рассыплется на многочисленные банды, это только затянет войну. Что нас вполне устроит. А мы все это время будем охранять Петербург и Прибалтику.
— В том-то и дело, что охранять, — проворчал Шеффер. — А хотелось бы взимать налоги и пошлины. А это уже недружественный акт и фактическое объявление войны России.
— А что если налоги и пошлины будет взимать не Швеция, а, скажем, Ливонский орден? — улыбнулся молодой сановник. — А его кошелек будет одновременно и кошельком нашего короля?
Шеффер с изумлением и толикой уважения посмотрел на собеседника. А король подскочил из своего кресла и схватил Акселя за плечи!
— Да! — закричал он прямо ему в лицо. — Ливонский орден! Мы восстановим этот орден, и я стану его магистром. Орден по праву отторгнет эти земли, и это будут мои личные земли, без всяких Риксдагов и прочих ландратов!
Король на мгновение прильнул к фавориту, обняв его, и отступил. Изменившимся тоном он повелел:
— Граф Шеффер, ваш брат Карл должен немедленно заняться этим вопросом. Ему, как Великому Магистру Шведского Масонского Ордена, будет намного проще исполнить мою волю. Пусть он найдет потомков рыцарей и убедит их провести капитул и избрать меня.
— Мой король, это сомнительно с точки зрения процедуры, — привычно возразил Ульрик Шеффер. — Кроме того, орден католический, а ваше величество лютеранин. Это
— Все проблемы решаются деньгами, — отмахнулся король. — Я выделю столько, сколько потребуется. Пусть изменят на капитуле устав и сделают орден универсальным.
Шеффер покачал головой, но продолжать спор не стал. Было видно, что короля идея захватила всерьез и никаких доводов он слушать не будет. Так стоит ли его раздражать?
— А лично вы, граф, приступайте к подготовке войск. Поднимайте армию и готовьте флот. Мы должны в скорейшем времени занять Петербург, пока ничего не изменилось. Я сам лично возглавлю компанию.
* * *
Грановитая палата снова была заполнена народом. На этот раз она послужила местом для проведения судебного заседания Духовной Консистории по делу о расторжении брака Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского, в православии Петра Федоровича Романова, и урожденной Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербстской, в православии Екатерины Алексеевны.
Обвиняемая присутствовала на заседании виртуально. В виде своего коронационного портрета, прислоненного к центральной колонне Грановитой палаты. Справа и слева от портрета стояли бойцы Никитина, изображая конвой. На самом деле они и парочка колоритных охранников, одетых как рынды времен царя Алексея Михайловича, приглядывали за публикой, охраняя мою персону, ибо народа собралось много. Были здесь и мои военачальники из тех, кто не ушел вместе с Крыловым к Смоленску. Разумеется, была верхушка моего правительства во главе с Перфильевым. Отдельно от всех и рядом с моим троном в траурном платье сидела Наталья-Августа в сопровождении своей новой подруги, княгини Агаты. Которая в знак солидарности с новой покровительницей тоже облачилась в траур.
От купечества была пара десятков представителей. Мещан представляли несколько преподавателей московского университета, выборные от городской управы и прочая интеллигенция. Иностранцев было мало. В качестве такового можно было считать профессора Московского университета Иоганна Роста, заодно представляющего голландскую диаспору и масонскую ложу Первопрестольной. Персидский посол тоже изъявил желание понаблюдать это событие и явился в компании Лазаря Егиазаряна.
Разумеется, присутствовала и пресса под чутким контролем и руководством Новикова. В качестве эрзац-фотографов выступали художники. Неизменный Неплюйвода и его подопечный, начинающий превращаться в конкурента, Егорка Волосов. Сам Новиков объяснял происходящее и переводил речи выступающих для французского публициста Жан-Луи Карра.
Тридцатилетнего иностранца занесло в Россию из Молдавии, где он был секретарем какого-то тамошнего господаря. Приехал он целенаправленно ради встречи со мной, и я удостоил его непродолжительной беседой, в которой убедился, что это один из тех людей, что в моей истории совершили революцию во Франции. Кадр был перспективным.
Я мысленно усмехнулся: «Кому-то же надо разжигать беспорядки в Европе».
Судебное заседание началось со вступительной речи Радищева Александра Николаевича, выступающего в роли государственного обвинителя. Все мероприятие было подготовлено лично им и его немногочисленными пока подручными. Параллельно он и с тысячами задержанных дворян и прочих глупых болтунов разбирался. За оскорбление величества, конечно, полетят головы, но далеко не у всех и неспроста. Так что нагрузка на моего министра юстиции в последние дни была просто сумасшедшая. Что было заметно по его осунувшемуся лицу и несколько более резкой манере поведения и речи.