Шарьинская весна
Шрифт:
5
Умчавшись в комнату, он в кресло сел,
Взгляд бросил в угол, где Рембо висел,
Открыл тетрадку, авторучку взял
И стал писать, черкать и вновь писать,
И, по привычке, черный ус кусать.
И, наконец, он вот что написал:
6
"Не видя журавля, я, как жар-птицу,
Так
В своих руках. И вывел с ней птенцов.
И думал я, что счастлив в жизни краткой,
Синице отдаваясь без остатка…
Но вдруг с небес услышал странный зов.
7
Он звал меня, маня неудержимо.
Я голову поднял, не в силах мимо
Пройти. И взгляда отвести не мог.
Там, в небе, проплывала журавлица!
Тогда я понял: вот моя жар-птица.
С тех пор печален стал мой бедный слог.
8
Года и долг зовут меня к синице…"-
Писал Лавров, грустя о журавлице.
Он доверял бумаге как поэт
Все чувства, музу удовлетворяя
И о последствиях, конечно, не гадая,
Не видя в том потенциальных бед.
9
Еще строка, еще… почти венец.
Но муза улетела и – конец.
Не мог ни строчки больше он создать.
И так, и сяк пытался – все не то.
А тут Танюшка с книжкою Барто
Пришла и попросила почитать.
10
Дочурку на колени усадив,
Да на удачу Агнию раскрыв,
Нашел он: "Наша Таня громко плачет…"
Прочел про этот громкий Танин плач,
Потом, – про "Мой веселый звонкий мяч",
Потом – как мальчик на лошадке скачет.
11
Потом еще прочел стишочков пять
И предложил дочурке погулять.
Та, согласившись, весело умчалась
С сестрой во двор. Их крики за окном
В тот вечер долго слушал старый дом.
Лавров скучал. Ему вдруг показалась
12
Смешной затея с выездом в столицу:
"Что мой приезд? Он лишь на единицу
Поднимет счет наплыва графоманов
В
Заваливают кипами бумаг,
Стихов пудами, тоннами романов.
13
Пробиться в этой толще – гиблый труд.
Нет имени, протекции – сотрут!
Кто я такой? С каким я лезу рылом
В калачный ряд?.. Но, боже, как узнать,
Вдруг да смогу вершину эту взять,
И влезть в какой-нибудь журнал без мыла?.."
14
Посомневавшись в гении своем,
Потом поужинав с женой вдвоем,
Поговорив притом о пустяках,
Лавров, в конце концов, собрался в путь:
Ведь надо же пробиться как-нибудь,
Чтоб вовсе не остаться в дураках.
15
Он вышел раньше, чтобы одному
На воздухе поразмышлять ему
О творчестве, о призрачной столице,
О Кистеневой Ольге, о жене…
Еще о том, о чем не стоит мне
Упоминать. Он шел, смотрел на лица
16
Шарьинцев встречных и не видел лиц;
Не слышал голосов вечерних птиц -
Певцов любви, свободной дикой воли, -
Не замечал Лавров мой красоты
Природы летней: запахи, цветы…
А мне все это дорого до боли:
17
Шарьинских улиц свежая листва,
Их прибранность, заметная едва;
Неторопливость времени и действа;
Неспешность жизни… да убогий быт,
Что вечно и печалит, и смешит;
Да горожан лихое лицедейство…
18
Шарья, Шарья, мой милый уголок,
Тебя я возродил бы, если б мог.
Сегодня ты запущена, уныла.
И бедной нищенкой в отрепьях у ворот
Встречаешь ты уже который год.
Но, помню я, что не всегда так было.
19
Здесь и сейчас красивые места,
А раньше… (только память и чиста).
Шарьинка с Кринкой – дивные речушки -
Притягивали, как морской курорт.
Конец ознакомительного фрагмента.