Шарманка Сатаны
Шрифт:
Григорьевна и Д о л г о в. Сидят рядом. Долгов держит ее за руку.
Д о л г о в. Ну, милая П о л и н а, ну расскажите еще что-нибудь. Значит у вас много было поклонников?
П о л и н а. Масса. Вы даже не поверите какая масса. Только военных очень мало. Это оттого что у нас в городе военных нет, так что я встречалась с офицерами только, когда к сестре в Новгород ездила, или вот на железной дороге. Ах, сколько у меня было романов на железной дороге, вы себе представить не можете. У меня какая-то необыкновенная способность в пять минут влюблять в себя человека. Прямо даже смешно.
Д о л г о в. По часам? Ну, вот отлично. В следующий раз когда начнете влюблять, предупредите меня и я буду следить по часам.
П о л и н а. Ну, нечего, теперь я вижу, что вы ужасный насмешник. Вы скоро уедете?
Д о л г о в. Только, когда вы это прикажите, не раньше.
П о л и н а. Хи-хи-хи. А если я никогда не прикажу?
Д о л г о в. Останусь навсегда у ваших ног.
П о л и н а. Ах какой вы Дон-Жуан.
Д о л г о в. Вы очаровательны, милая Полина. Каждое ваше слово я готов записывать. И не записываю я его только потому, что все равно навеки запечатлею в моем сердце.
П о л и н а. (Лукаво) Боюсь, что вы эти самые слова говорите и Клеопатре Федотовне, и Лизавете Алексеевне, и мадам Поповой.
Д о л г о в. О, как вы не правы ко мне, очаровательная Полина. Неужели вы думаете, что я могу слушать кого-нибудь и с таким же упоением, как слушаю вас. Вы не знаете, что вы мне напоминаете.
П о л и н а. Ах что бы то ни было, я предпочла бы, чтоб вы в моем присутствии жили настоящим, а не прошлым.
Д о л г о в. Милая Полина. Вы мне напоминаете далекую невозвратную страну детства. Когда я был ребенком, я жил здесь и мне кажется, что вы приходили сюда, очаровательная Полина. Только звали вас иначе - Софьей, Анной, Раисой - не знаю. Вы приходили, сидели, пили чай с вареньем и брали меня к себе на колени.
П о л и н а. Ах. Ке се ке ву дит.
Д о л г о в. И говорили, говорили, так же как теперь. Я помню как сквозь сон, вижу и слышу вас. Очаровательная, бессмертная Федосья Карповна.
П о л и н а. Почему Федосья Карповна? Почему такое безобразное имя, ничего не понимаю. Вы ужасно странный человек, Андрей Николаевич.
Д о л г о в. Не сердитесь, Полина. Это ничего, что вы не понимаете. Это показывает, что мой восторг перед вами выше человеческого понимания. (Звонит).
П о л и н а. Зачем вы звоните? (Входит лакей).
Д о л г о в. Подайте нам чаю и варенья. Непременно варенья. Это очень важно. (Лакей уходит).
П о л и н а. Батюшка, какой вы привередник. Еще непременно с вареньем.
Д о л г о в. Не для себя, очаровательница. Не для себя. Я должен видеть, как вы пьете чай с вареньем. Это ваш стиль. Понимаете? Это ваша красота.
П о л и н а. Ах финисе. Что за декаденство.
Д о л г о в. Ну, зачем вы такие слова говорите. Ну вот все сейчас испортили. (Лакей вносит чай, ставит на стол и уходит).
П о л и н а. Что же я испортила?
Д о л г о в. Все равно. Расскажите лучше, как ухаживает за вами почмейстер?
П о л и н а. А вы откуда знаете, что он за мной ухаживает?
Д о л г о в. Ну разве может быть иначе, разве можно быть почмейстером и не ухаживать за вами.
П о л и н а. Я на него не обращаю
Д о л г о в. Вы ужасная кокетка, Полина. А скажите, как вам пришло в голову зайти сегодня ко мне?
П о л и н а. Это вышло так, случайно.
Д о л г о в. Как же вы не предупредили меня?
П о л и н а. А что?
Д о л г о в. Вы могли бы кого-нибудь застать у меня и пострадала бы ваша кристальная репутация. И, наконец, ваш супруг... Ведь не все же время занимается он своими пернатыми свиньями. Может быть, иногда приходит ему в голову вопрос - а что-то теперь поделывает моя очаровательная Полина. А? Разве это не может быть?
П о л и н а. Пустяки. Он не может мне не верить. Жена Цезаря выше подозрения.
Д о л г о в. Ах виноват, я ведь не знал, что Василий Петрович - Цезарь. Но вы меня, конечно, простите, я ведь человек приезжий. Ну-с, а теперь все-таки скажите, как вам пришла в голову мысль так меня неожиданно осчастливить?
П о л и н а. Ах вы меня не знаете. Я, вообще, такая безумная и ужасно люблю играть с опасностью.
Д о л г о в. Ну, неужели же вам было бы приятно, если бы вас кто-нибудь у меня увидел?
П о л и н а. Ах, я не про ту опасность говорю, а совсем про другую.
Д о л г о в. Про какую?
П о л и н а. (Кокетливо) Про вас.
Д о л г о в. Про меня?
П о л и н а. Ну да. Ведь я же знаю ваше отношение ко мне и все-таки не боюсь придти.
Д о л г о в. Ах, так вот оно что. Вам нравится подвергать опасности свою добродетель. Ах, Полина, какая вы демоническая женщина.
П о л и н а. Разве это так чувствуется? Это вы, собственно, говорите о чем?
Д о л г о в. Я о том, что вы демоническая женщина.
П о л и н а. Ну да, а как вы узнали?
Д о л г о в. Вижу.
П о л и н а. (Загадочно улыбаясь) Ах, меня здесь никто не понимает.
Д о л г о в. Даже почмейстер?
П о л и н а. Вы себе представить не можете, как тяжело жить в провинции для утонченного человека. Какие здесь интересы? Только сплетни. Ужасно. Ужасно. Буквально не с кем говорить. Клеопатра Федотовна уверяет, что она влюблена в своего мужа, а когда умер воинский начальник, кричала всем и каждому: "Ах, отчего я не вышла за него замуж. Теперь я была бы вдовой полковника и получала бы пенсию". А по моему это возмутительно. А Лизавета Алексеевна только хихикает. Ужасная кривляка и ломака эта Арданова.
Д о л г о в. Ну, а почмейстер неужели тоже не на высоте своего положения?
П о л и н а. Все хороши. И Иван Андреич целый день ерунду изобретает.
Д о л г о в. Как? Разве ерунда еще не изобретена?
П о л и н а. Из сардиночных коробок делает кинематограф. А Ворохлов жулик. Знаете, когда был Пушкинский юбилей, ему город поручил купить бюст Пушкина. А он и тут надул. Взял да и купил Ломоносова.
Д о л г о в. Ну и что же - сошло?
П о л и н а. Учитель какой-то скандал поднял. А Ворохлов еще обиделся. Я, говорит, в интересах города. На Пушкина нынче спрос большой, а Ломоносова я дешевле купил, а в лицо все равно никто не знает. Так и отпраздновали. Речь говорили, стихи читали. Ломоносову-то про Пушкина. Ворохлов жулик, совсем серый купец.