Шаш
Шрифт:
Если бы тёмные глаза были открыты, то в них не обнаружилось бы ничего, кроме страха. Они были плотно закрыты. В надежде, что страх исчезнет. Они не знали ещё, что отчаяние уже на подходе, чтобы заменить страх. Ужасный стук в дверь квартиры прекратился. Раздались ещё более ужасные крики. Там, где были родители и брат. Дверь открылась, в комнате стало светлей. Шаги чужих людей. Через некоторое время кровать над головой качнулась и скрипнула. Кто-то схватил её за руку и потащил на свет. Она открыла глаза и неожиданно обрадовалась, увидев перед собой знакомое лицо. Она попыталась приподняться с пола, но ей не дали это сделать. Человек со знакомым лицом наклонился к ней очень близко, как будто что-то искал.
– Мама! – услышала она свой
Сверху навалилось что-то тяжёлое. Она вдруг вспомнила, кому принадлежит это лицо, и заметалась изо всех сил. Распростёртые руки и раскинутые в стороны ноги стали ещё тяжелей.
– Мама! – ещё раз она выдавила из себя и затихла. Расслабляющая волна вдруг прокатилась по телу. Повторилась, затем ещё раз и завладела её придавленным животом.
Им нужно было бы быть уже далеко от этого места, по дороге в тихие районы города, туда, где люди как ни в чём не бывало прогуливаются по вечерним улицам. Подальше от горящих улиц и дворов, где с шашами происходят ужасные вещи. Где так быстро и легко разрушился порядок их вечного города. Но они продолжали сидеть в беседке, слушая, как нарастает тревожный шум со стороны, откуда они убежали в парк. Страх и сожаление преобладали в противоречии владевших ими чувств. Горошек тихо и безостановочно плакала, обречённо и безнадёжно. Крепкая нить связывала их с освещённым огнем двором на краю парка. Ни у кого не хватало решимости её разорвать. Прикосновение к холодному стволу причиняло рукам Вара почти физическую боль. Он не знал, куда пристроить ружьё. Внутри ствола выжидали два металлических патрона, аккуратно, слой за слоем, заряженные отцом. К внутренней стороне пистонов плотно прижат сыпучий порох, отделённый толстым пыжом от крупной свинцовой дроби.
– У неё же есть брат? И родители. Может, отобьются.
Тихий плач остановился. Горошек глубоко вздохнула.
– Старший. Отец старенький. Думаешь, они смогут защититься? Она такая красивая девочка.
– Подождите здесь, я схожу посмотрю, – не выдержал Вар. – Куда ты? Сдурел!
– Нет сил так сидеть!
– Ой!
Вар и Рэм притихли. Сидящее рядом с ними тело заволновалось с безошибочной силой. Беседка вдруг заявила о себе в темноте ночного парка. Это не вызывало у друзей никакого беспокойства. Почти сразу стало очевидно, что волнение овладевает всей округой, как будто вдруг проснувшейся. С настороженной надеждой они услышали, как набирающая интенсивность Горошек испустила первый пронзительный крик, который безбоязненно поднялся высоко над парком. Называющий себя шашем никогда не посмеет попытаться заглушить такой крик. В высоком воздухе со всех сторон послышались другие солидарные звуки. Город замер, от окраины до окраины. Лежащее на полу разгромлённой квартиры тело отторгнуло от себя чужие руки. На потёртой скамейке беседки парка неистово металось другое, заботливо поддерживаемое с двух сторон.
Всколыхнулись плодоносящие животы города. Недоумение и негодование сгустились в сотрясаемом звуками воздухе. И стали вдруг очевидными всем. Загудели стены домов, зазвенели стекла окон, закачались ветки деревьев. Минута за минутой казалось, что волнение достигло своего пика, но оно только усиливалось, не оставляя сомнений в своей неудержимости. Никто впоследствии не мог вспомнить, как долго оно продолжалось.
Неспокойные чувства, из тех, что делают большинство шашей похожими на людей, стали проникать в одурманенные и опустошённые головы. Страх расплаты, сожаление, стыд. Отбрасывались подальше от разжатых рук палки, скрывались под одеждой ножи и ружья. Ещё громче зашумел ночной город. Неожиданно зазвучали сирены машин, прятавшихся до этого времени в просторных гаражах. Загудели двигатели откуда-то появившихся крытых грузовиков с вооружёнными молодыми шашами в форме. В городе обнаружилась власть. Утром из оживших домов вышли на улицы самые неосторожные и любопытные горожане.
К середине следующего дня угасли сами собой или были потушены все пожары (запах горелого выветрился из города только после первой зимней метели). Вокруг опустошённых районов появилось оцепление и кордоны. С новой силой
– Алло!
– Привет.
– Привет. Отоспался?
– Ты уже знаешь?
– О чём?
– Про Вита.
– Нет…
– Убили его.
– Вита! Кто?
– Никто не знает. Говорят, попался толпе. Позавчера утром, когда возвращался после футбола.
– Ну… Когда?
– Позавчера. Его нашли на дороге недалеко от дома. Говорят, что кто-то видел, как его избивали. А потом машиной переехали.
– Ух… Ты как узнал?
– Дозвонился. Отец поднял трубку. Я уже был у них. Сказали, что не надо никакой помощи. Всё улажено. Похороны завтра в два часа дня.
– Да… Как они?
– Отец вроде держится, серый весь, а матери я не видел.
– Машиной! Вот сволочи! Сильно покалечили?
– Я не спрашивал. Про машину мне на улице соседи рассказали. Может, врут. Сейчас много историй ходит. Как Горошек?
– Всё ещё у тёти. Завтра родители приезжают. Слушай, какое блядство!
– Подонки! Слов нет. Ну ладно. Привет Горошку. Завтра в два часа, не забудь.
– Не забуду. Может, заедешь?
– Настроения нет. Пока.
– Пока.
Ничего не хотелось делать. Ничего и не надо было делать. День начался неплохо. Он хорошо отоспался после бессонной ночи в парке. Проснулся голодный и переместился на кухню. Мир заметно оживился. Заработала телефонная связь. У всех было чем поделиться. Их с Рэмом история быстро стала одной из самых популярных. Никто больше не отважился провести ту ночь на улицах города. Их немногословность только подогревала интерес. Звонили все, но Вара это совсем не утомляло. Оставшиеся после событий возбуждение и напряжённость чувств требовали утоления. Под восклицания удивления и восхищения в голове время от времени появлялись приятные и лестные мысли. Он быстро их изгонял, но не сильно противился, когда они снова возвращались и вытесняли не совсем приятные.
Они вышли из беседки после того, как утихли сирены спешащих к пожарам машин. После того, как пришла в себя Горошек. Во дворе было темно и безлюдно. Они молча подошли к сгоревшей машине. Из разбитых окон дома доносились голоса. В подъезде голоса зазвучали громче. С ужасом в сердце они остановились у разбитой двери квартиры подружки Горошка. Их появление вызвало у обитателей короткий испуг и затем непонятную надежду. На диване в гостиной, среди полного беспорядка, лежал с перебинтованной головой отец. Без сознания, ему нужно срочно в больницу – быстро сообщила его жена, как выяснилось врач. Укутанная в длинный халат дочка с растрёпанной косой сидела тихо рядом. Вар не знал, куда деть своё неуместное ружьё. Неожиданно для тройки во дворе появилась машина. Наверх поднялись сосед и окровавленный брат подружки. Друзья помогли погрузить раненого, и вся семья уехала в больницу.
Уступив просьбам Горошка, они остались до утра в её квартире, нетронутой, несмотря на оставленную ими в спешке незакрытой дверь. Домой дозвониться не удалось. Никто не пытался заснуть. Когда на улице посветлело, они отправились пешком к дому тёти Горошка, там их тихая подружка осталась. Друзья заспешили домой, вышли на пустынную дорогу, неожиданно увидели такси и полезли в карманы проверить, сколько у них есть денег.
Дома, обнаружив с облегчением, что мама ни о чём не подозревает, Вар долго стоял под горячим душем и, отказавшись от еды, забрался в свою постель. В её комфорте он провёл почти весь день, то дремля, то уставившись в телевизор. Никто не звонил. Вечером мама принесла с работы самые разные слухи. В городе было тихо.
Следующим утром первый звонок был Виту. Узнать, нужно ли тащиться на лекции. Вит был всегда в курсе, но его линия не отвечала. Пришлось звонить по другим телефонам и затем отвечать на бесконечные звонки. Лекции отменили до понедельника. Вырисовывался совсем неплохой день, пока наконец не подняли трубку в квартире Вита.
– Вот и первый среди нас, – нарушила молчание Зара.
Негромко произнесённые слова услышали все в комнате. И молча закивали. Длинный открыл бутылку водки.