Шедевры европейских художников

Морозова Ольга Владиславовна

Аньоло Бронзино (1503–1572)

Портрет Элеоноры Толедской с сыном Джованни

1544–1545. Галерея Уффици, Флоренция

Бронзино, представитель зрелого флорентийского маньеризма, придворный художник Козимо I Медичи, стал одним из создателей маньеристического парадного портрета, в котором нашли отражение аристократическое изящество, высокомерие и пышная роскошь придворной культуры того времени.

В знаменитом

портрете Элеоноры Толедской, супруги Козимо I, Бронзино великолепно выстраивает репрезентативную композицию. Он немного приподнимает фигуру Элеоноры, вводит аксессуары, подчеркивающие ее сословное положение, придает ее образу торжественную бесстрастность и чопорную элегантность и при этом – убедительное портретное сходство.

Пармиджанино (1503–1540)

Мадонна с длинной шеей

Ок. 1535. Галерея Уффици, Флоренция

Пармиджанино был одним из самых изысканных художников эпохи маньеризма – времени, когда искусство не стремилось открывать красоту в реальности, а находило ее в экстраординарном, эксцентричном.

В самой известной картине Пармиджанино, «главном произведении маньеризма» (Вазари), воплощен холод ный и отвлеченный образ неземного изящества.

Художники-маньеристы в пропорциях фигур отдавали предпочтение выразительности. Здесь главный выразительный элемент заключен в изящном удлинении фигуры Мадонны, особенно живописен лебединый изгиб ее длинной шеи. Изысканная Мария с поразительной легкостью удерживает на коленях светоносное тело Младенца. Слева ангел демонстрирует хрустальный сосуд, в котором сияет крест – символ уготованной Христу судьбы. Справа, в почти метафизическом пространстве, образованном ничего не поддерживающей колонной, художник размещает несоразмерно маленькую фигурку св. Иеронима.

Джорджоне (1477/1478–1510)

Гроза

Между 1506 и 1510. Галерея Академии, Венеция

Идиллия на лоне природы становится излюбленной темой картин Джорджоне, в его полотнах человек и природа воспринимаются как порождение единого гармоничного начала, а пейзаж получает равноправную с персонажами роль – он уже не фон, не арена действия, а главный носитель эмоциональной темы живописного произведения.

На переднем плане «Грозы» царит покой и гармония: между персонажами нет драматического действия, люди и окружающая их природа безмятежны. На заднем же плане сверкает молния – это первое в истории европейского искусства изображение подобного состояния природы. Вскоре оно станет излюбленным у венецианских живописцев средством повышения драматизма картины.

Юдифь

До 1504. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

В XVI веке Венеция становится последним оплотом ренессансной культуры. На раннем этапе Высокого Возрождения первое место среди мастеров Венеции принадлежало Джорджо Барбарелли да Кастельфранко, прозванного Джорджоне. Именно с него начинается расцвет венецианской школы живописи, которая поднимается до уровня, сопоставимого по художественным достижениям с Римом и Флоренцией.

Картина написана на сюжет из Ветхого Завета. Во время осады города ассирийцами молодая горожанка Юдифь пришла

во вражеский стан. Красотой и умом она очаровала предводителя Олоферна и после пира его же мечом отрубила ему голову; войска ассирийцев покинули город. Джорджоне предлагает свою трактовку популярного сюжета. Здесь нет живописного рассказа о событии, о произошедшем говорит лишь поза Юдифи – девушка поставила ногу на голову поверженного врага (эта поза победителя заимствована из искусства Древнего Рима). Сама Юдифь полна женственной мягкости и погружена в глубокую задумчивость. Некоторые исследователи полагают, что Джорджоне наделил Олоферна портретными чертами – художник никогда не подписывал свои картины и таким образом обозначил свое авторство.

Спящая Венера

Ок. 1508. Картинная галерея, Дрезден

Джорджоне обычно не делал предварительных набросков и эскизов для своих картин, а сразу писал красками. Он работал совсем недолго, всего 10–12 лет, и в 32 года умер от чумы. Некоторые из его картин остались незаконченными.

«Спящая Венера», самое прославленное произведение Джорджоне (картину заканчивал его ученик Тициан), продолжает тему «Грозы», но является более совершенным по исполнению. Художник изображает Венеру погруженной в сон, что позволяет обезличить героиню и тем самым наиболее полно объединить человеческую фигуру с прекрасным поэтическим пейзажем, охристые тона которого перекликаются с теплым сиянием золотистого тела богини. Человек здесь предстает как явление природы, как ее часть, но в отличие от «Грозы» он увенчивает природу как самое совершенное из ее творений.

Тициан (1476/1477 или 1488/1490–1576)

Динарий кесаря

1516–1518. Картинная галерея, Дрезден

Картина была заказана феррарским герцогом Альфонсо д’Эсте. Политическая мораль этой евангельской притчи о споре Иисуса Христа с фарисеями сводилась к признанию независимости светской власти от церковной. Слова «отдавайте кесарю кесарево, а Богу Богово» для герцога, боровшегося с папским престолом, были знаковыми.

Однако смысл картины гораздо шире: художник показывает столкновение живых человеческих характеров в момент сильного психологического конфликта. Образ Христа несет в себе всю полноту возвышенных идеалов Ренессанса, он идеально-прекрасен. Фарисей воплощает самые низменные черты человеческой природы: корысти, лицемерия. Сталкивая Христа и фарисея лицом к лицу, Тициан, однако, избегает резкой прямолинейности в изображении их «поединка», переданного при помощи цвета и света.

Флора

Ок. 1515. Галерея Уффици, Флоренция

Образ богини цветов Флоры был популярен у художников для создания женского портрета. Предполагают, что здесь изображена юная Виоланта, дочь венецианского художника Якопо Пальмы Старшего. Девушка держит в правой руке пучок первоцвета, левой придерживает парчовую накидку, слегка обнажив грудь. Уже в ранних работах Тициана проявилось его удивительное колористическое мастерство. «Тайна его колорита до сих пор остается почти необъяснимой. Напрасно пытались подвергать краски химическому разложению, для чего пожертвовали даже несколькими его бесценными произведениями. Анализ дал самые обыкновенные результаты, и тайна его колорита так и осталась в гениальной недосягаемости» (Стендаль).