Шекспир, Краткая документальная биография
Шрифт:
Некоторое время наш поэт проживал неподалеку от Бред-стрит к востоку от собора св. Павла.
В какой-то период, начиная то ли до, то ли после 1604 г. "г-н Шекспир... квартировал в доме" французского гугенота Кристофера Маунтджоя, изготовлявшего богато украшенные женские парики, в районе Криплгейт в северо-западном углу, образуемом городскими стенами. Возможно, Шекспир услышал о Маунтджое от своих друзей Филдов. Жаклин Филд могла познакомиться с мадам Маунтджой во французской церкви в Лондоне. Кроме того, с 1600 г. Филды жили на Вуд-стрит, неподалеку от дома Маунтджоев. Этот дом представлял собой основательное строение с лавкой в нижнем этаже и жилыми комнатами наверху и был расположен на северо-восточном углу улиц Монксуэлл (Маггл) и Сильвер-стрит. На карте, составленной около 1550 г., в принятой тогда манере изображен дом с двумя шпилями и карнизами, выступающими над фасадом лавки.
На противоположном углу улицы стоял "большой дом, построенный
Кристофер Маунтджой преуспевал в изготовлении женских париков для благородных дам (сама королева однажды была его клиенткой), украшенных золотом, серебром и драгоценными камнями. Сильвер-стрит была центром торговли париками. "Все ее зубы сделаны в Блэкфрайарзе, - замечает в "Эписине" Джонсона капитан Оттер, - обе брови - в Стрэнде, а волосы - на Сильвер-стрит". Мат дам Маунтджой, как и подобало супруге из елизаветинских комедий о горожанах, была в тайной любовной связи с неким Генри Вудом, торговавшим шелками, бархатом и сукном на улице Свон-Элли, неподалеку (вдоль по Коулмен-стрит) от Сильвер-стрит. Мы знаем об этом романе, так как мадам Маунтджой, забеременев, консультировалась с доктором-магом Саймоном Форманом. Заметка в формановском журнале для записей звучит довольно загадочно: "Мэри Маунтджой скрывает". Вот сюжет для продолжения "Виндзорских насмешниц".
Тревога насчет беременности оказалась ложной, мадам Маунтджой и господин Вуд не завели, как они одно время подумывали, общую лавку, и брачный союз четы Маунтджой остался прочным {18}. У них была единственная дочь Мэри. Она помогала им в лавке вместе с подмастерьями. В марте 1598 г. Маунтджой навестил Формана, чтобы маг сообщил ему, пригодны ли к делу его подмастерья, и мудрый маг записал их имена, исказив их на французский лад: Ги Астур и Уфранк де ла Коль. Был еще третий подручный, Стивен Белотт, сын вдовы-француженки, чей второй муж, Хамфри Фладд, известный как "один из королевских трубачей", определил Стивена к Маунтджою. После того как кончился срок его ученичества, Стивен отправился повидать мир, но вскоре вернулся на Сильвер-стрит, где ему положили постоянное жалованье. Шекспир, проживавший тогда в этом доме, был втянут в семейную драму, участниками которой были чета Маунтджой и их бывший подмастерье. Мы знаем об этом, поскольку через восемь лет, на исходе весны 1612 г., поэт приехал из Стратфорда в Лондон, чтобы участвовать в качестве свидетеля на процессе "Белотт против Маунтджоя" в Суде по ходатайствам.
В его показаниях изложена история сватовства и последующие события. Холостяк Белотт был подходящей партией. По общему мнению, он вел себя безупречно на службе у Маунтджоя. Шекспир показал, что Стивен "вел себя хорошо и честно", а также "был хорошим и прилежным работником у своего хозяина", хотя Маунтджой (как слышал Шекспир) не утверждал, "что он получал большую выгоду и доход от услуг вышеназванного истца". Однако Маунтджой "относился... с большим расположением и доброжелательством" к молодому человеку. Мастер по изготовлению париков и его жена уже видели, как их трудолюбивый подмастерье станет их зятем, и поощряли "те знаки расположения, которые, по словам Джоан Джонсон, служившей в то время в доме, выказывали друг другу дочь ответчика Мэри и истец". Джоан продолжает: "И насколько она помнит, ответчик уговаривал и посылал г-на Шекспира, который проживал в их доме, склонить истца к оному браку". Услуги свата были необходимы, поскольку Белотт, будучи практичным человеком, заботился о более выгодных условиях брачного контракта. Дэниел Николас, друг дома, сообщил некоторые подробности:
Шекспир рассказал свидетелю [то есть Николасу], что ответчик
[Маунтджой] говорил ему,
дочери Мэри, он даст ему, истцу, некоторую сумму денег за ней в
качестве приданого, И что если он, истец, не женится на ней, на
названной Мэри, а она не выйдет замуж за истца, то он, ответчик, ее
отец, не даст за ней и ломаного гроша; после чего и так как г-н
Шекспир сказал им, что они получат от отца некоторую сумму денег, они,
убежденные г-ном Шекспиром, согласились пожениться.
Бракосочетание состоялось 19 ноября 1604 г. в приходской церкви св. Олива на Сильвер-стрит. В записях не указано, присутствовал ли при этом Шекспир.
Осложнения начались сразу же после свадьбы. Вместо того чтобы остаться в мастерской на Сильвер-стрит, как ожидали Маунтджой, супруги основали соперничающее заведение со своим собственным подмастерьем. Белотт ожидал, что за Мэри дадут 60 фунтов приданого, а после смерти ее отца полагал получить 200 фунтов по завещанию. Старик же надул их, дав им всего 10 фунтов на личные их нужды и какой-то жалкий домашний скарб - подержанную мебель, старую перьевую подушку, потрепанное одеяло, грубые салфетки, ящик с катушками и две пары ножниц, к тому же маленьких. Когда мадам Маунтджой, убеждавшая мужа не скупиться, умерла в 1606 г., Белотты вновь переехали на Сильвер-стрит, чтобы вести хозяйство вдовца и участвовать в его деле. Однако начались споры из-за денег. Стивен и Мэри сложили свои пожитки и покинули дом, а Маунтджой пустился в разгул. Эти передряги длились несколько лет. Наконец, стали распространяться слухи о том, что Маунтджой намерен лишить свою дочь и ее мужа наследства, не оставив им ни гроша. Следствием этих слухов был иск.
Перед судом стояла задача определить, на каких финансовых условиях было заключено соглашение о браке. Белотт уговорил Николасв отправиться вместе с женой к Шекспиру и доподлинно установить, "сколько и что" обещал Маунтджой. И когда Шекспира спросили об этом, он [Шекспир] ответил, что он [Маунтджой] обещал, что в случае, если истец женится на Мэри, его единственной дочери то он, ответчик, согласно своему обещанию, насколько он [Шекспир] помнит, даст истцу за своей дочерью в качестве приданого сумму около 50 фунтов деньгами и кое-какие пожитки. Такое свидетельство, разумеется, делалось с чужих слов, к тому же весьма неопределенных. Только сам Шекспир мог внести ясность в этот вопрос, и, должно быть обе стороны с надеждой или с опасением ожидали его показаний. Однако Шекспир давно уже забыл точные по - дробности, связанные с этим делом. Да и почему он должен был их помнить? Лично его все это не касалось. Маунтджой обещал Белотту какое-то приданое, и об этом много толковали, но каково было приданое и когда его следовало выплатить, Шекспир не мог сказать, так же как он не мог поручиться в том, что "ответчик обещал истцу и своей дочери Мэри 200 фунтов после своей смерти". Подобным же образом свидетель открыто признавал свое неведение относительно того, "какие инструменты и предметы домашнего обихода" ответчик дал истцу при заключении брака с его дочерью Мэри.
Слушание дела происходило 11 мая 1612 г. На 19 июня суд назначил второе слушание, и в деле записан ряд вопросов, которые собирались задать Шекспиру; однако он не давал повторных наказаний. Давали их другие - Николас, Уильям Итон (в то время подмастерье в мастерской на Сильвер-стрит), брат Маунтджоя, Ноуэл, также изготовлявший женские парики. И хотя все они согласно подтвердили, что Шекспир действовал как честный посредник при заключении этого брака, никто из них не смог припомнить тех сумм, о которых шла речь. В конце концов суд направил дело на арбитраж "достопочтенным приходским попечителям и старейшинам французской церкви в Лондоне", которые решили, что оба, и тесть и зять, никуда не годные люди - "tous 2 pere et gendre debauches", однако присудили Белотту 20 ноблей (6 фунтов 13 шиллингов 4 пенса). Прошел год, а Маунтджой так и не заплатил эту сумму, хотя (согласно более поздним церковным записям) у него хватало средств продолжать беспутный образ жизни: "за vie dereglee, et debordee".
Из всех документов о Шекспире только дело Белотт - Маунтджой показывает, как он попал в обстановку, пригодную для создания бытовой комедии. В этом процессе, обнаружившем всю скаредность и своекорыстие его участников, гениальный поэт-драматург появляется перед нами в роли слегка озадаченного человека, простого смертного или (говоря словами ученого, открывшего эти документы) как "обыкновенный человек среди обыкновенных людей" {19}. Один биограф даже вообразил себе, как Шекспир у собора св. Павла покупает французский разговорник и при помощи Мэри постепенно усваивает азы французской разговорной речи, что впоследствии ему так пригодится в сцене обучения принцессы Екатерины английскому языку {20}. "Comment appelez-vous la main en Anglais?" - "La main? Elle est appelee de hand". "Как говорится по-английски рука?" - "Рука? Она называется hand". Прелестная догадка, но, увы, Шекспир написал "Генри V", по-видимому, до того, как поселился у Маунтджоя.