Шекспир, Жизнь и произведения

Брандес Георг

К жемчужинам пьесы принадлежит затем сцена между леди Макдуфф и ее маленьким, умненьким сыном непосредственно перед тем, как являются убийцы и умерщвляют их. Все реплики умного ребенка полны интереса, а горько-пессимистическая реплика матери замечательно характерна не только для нее самой, но и для настроения, в котором находится в этот момент поэт:

...Что сделала я злого?

Однако, да! Я здесь, на этом свете,

Где часто злой бывает прославляем,

А тот, кто добр, слывет за дурака,

Безумца вредного. Так что же пользы в том,

Что женщины щитом я укрываюсь

И говорю: я зла не сотворила?

Такое же отчаяние слышно и в восклицании Макдуффа, когда он получает известие об

убийствах, совершенных в его доме "Небо видело это - и не вступилось за них!" Начало этой большой сцены (IV, 3), - длинный разговор между Малькольмом и Макдуффом, дословно выписанный Шекспиром из Холиншеда, слабо и бесцветно. Оно едва ли представляет какое-нибудь интересное место, кроме разве насильно притянутого рассказа о даре короля Эдуарда Исповедника исцелять золотуху, - рассказа, вставленного для того, чтобы иметь случай сказать королю Иакову любезность, которую ему приятно было бы слышать. Там значится

В народе говорят,

Что царственным потомкам передаст он

Свой дивный дар

Но конец сцены, где Росс приносит Макдуффу весть о нападении на его замок и произведенной в нем резне, достоин восторженного удивления.

Макдуфф. Так и детей?

Росс. Жену, детей, вассалов,

Все, что могли найти.

Макдуфф. А я был здесь!

Так и жену?

Росс. Да, и жену!

Малькольм. Мужайся!

Пойдем, и эту рану сердца

Пусть беспощадная излечит месть.

Макдуфф. Макбет бездетен! Всех моих малюток?

Всех, говоришь ты?.. Адский коршун!.. Всех?

Птенцов и мать одним налетом? Дьявол!

Малькольм. Снеси несчастие, как муж.

Макдуфф. Снесу.

Но я и чувствую его как муж

Я не могу не вспоминать о том,

Что было для меня дороже жизни.

И небо не вступилось?!

В этих словах звучит как бы голос возмущения, тот самый голос, который позднее раздается в "Лире", в исполненной отчаяния философии короля "Что мухи для шалунов-мальчиков, то и мы для богов. Они убивают нас для своей забавы". Но тотчас после того Макдуфф возвращается к традиционному воззрению

Грешный Макдуфф! Они погибли за тебя!

Презренный! Не за свои грехи они убиты,

А за твои!

В этих негодующих репликах есть в особенности один возглас, над которым приходится призадуматься. Это слова Макдуффа о тиране, что он бездетен. В конце третьей части "Генриха VI" есть сходное с этим восклицание, имеющее совершенно иной смысл. Там король Эдуард, Глостер и Кларенс закалывают каждый своим мечом на глазах у Маргариты Анжуйской ее сына. Тогда она восклицает:

Нет, мясники, детей у вас, не то бы

И мысль о них была для вас укором!

Не было недостатка в комментаторах, хотевших навязать то же самое значение скорбному воплю Макдуффа, но совершенно ошибочно, так как связь действия доказывает неоспоримо, что бездетный отныне отец думает здесь единственно о возможности мести, которая удовлетворила бы его вполне.

Между тем в этой реплике "он бездетен" есть другая особенность, на основании которой читатели должны предполагать, что у Макбета были дети. Леди Макбет ведь говорила: "Кормила я и знаю, как дорого для матери дитя", а мы так и остались в неизвестности относительно того, умерли ли эти дети, или же она их имела от первого мужа (Шекспир обошел молчанием брак, в котором она состояла по историческим данным). И что еще важнее, не только она говорит о своих детях, но и Макбет как будто намекает на то, что у него есть сыновья. Он говорит (III, 1): "Моя голова увенчана бесплодною короной; мне в руки дали увядший скипетр, который чужая рука вскоре у меня вырвет, а не мои сыновья унаследуют. Для детей Банко запятнал я свою душу".

Правда, по-английски это выражение менее определенно (no son of mine succeeding).

Но если бы у него самого не было детей, то последняя из приведенных строк была бы лишена смысла. Или Шекспир забыл эти прежние реплики, когда рука его записывала восклицание Макдуффа? Это невероятно; во всяком случае репетиции и представления пьесы должны ведь были постоянно возобновлять эти слова в его памяти. Итак, мы стоим здесь лицом к лицу с одним из тех запутанных вопросов, которые мы могли бы себе уяснить, если бы имели полный и достоверный текст.

Корона, которую вещие сестры сулят Макбету, вскоре становится его навязчивой идеей. Он зарезывает короля - и вместе с ним зарезывает сон. Он убивает, и постоянно видит перед собой убитого. Все, что становится между ним и его жаждой власти, все это уничтожается и вслед затем встает с кровавой головой, как призрак, на его пути. Шотландию он превращает в громадное кладбище. Душа его "полна скорпионов", ему дурно от запаха всей пролитой им крови. Под конец жизнь и смерть делаются для него безразличны. Когда в день битвы ему сообщают весть о смерти его жены, он произносит (V, 5) глубокие слова, в которые Шекспир вложил целое меланхолическое миросозерцание:

Она могла бы умереть и позже.

Всегда бы вовремя поспела эта весть...

Да! Завтра, завтра и все то же завтра

Скользит невидимо со дня на день,

И по складам отсчитывает время;

А все вчера глупцам лишь озаряли

Дорогу в гроб.

Так догорай, огарок! Что жизнь?

Тень мимолетная, фигляр,

Неистово шумящий на помосте

И через час забытый всеми, сказка

В устах глупца, богатая словами

И звоном фраз, но нищая значеньем!

Вот конечный взгляд, к которому приходит Макбет, он, все ставивший на карту, чтобы приобрести могущество и блеск. Такая реплика, без всякого подчеркивания со стороны поэта, полна глубокого нравственного смысла. Мы тем сильнее чувствуем его цену, что в других пунктах этой пьесы Шекспир не был, по-видимому, совершенно свободен в своем изучении человеческой природы, а руководствовался предназначавшимся для зрителей морализирующим воздействием. Драму немного портит частое указание на fabuia docet и "так бывает с тем, кто добивается власти преступлением". Честный сначала Макбет мог бы и в драме, как в действительности, попытаться примирить народ со своим, во всяком случае, неохотно совершенным злодеянием, воспользовавшись своею властью как мудрый правитель. Моральная тенденция пьесы исключает эту возможность. Холодная, как лед, безжалостная, как камень, леди Макбет могла бы отнестись к последствиям своих советов и поступков так же спокойно, как отравительницы при княжеских дворах в эпоху Возрождения, - Лукреция Борджиа, Екатерина Медичи и леди Эссекс при дворе Иакова. Но в таком случае мы лишались бы морального урока, который преподает нам ее гибель, и, что было бы гораздо хуже, лишились бы несравненной сцены лунатизма, которая, - если оставить в стороне ее более или менее совершенную мотивировку, - самым дивным образом показывает нам, как жало нечистой совести, хотя бы оно и притуплялось днем, обостряется в ночную пору и отнимает у виновного и сон, и здоровье.

Мы уже видели в непосредственно предшествовавших пьесах, что в этот период времени Шекспир весьма часто подчеркивал нравственные уроки, которые можно было извлечь из его произведений. Быть может, это стремление находилось в связи с неуклонно возраставшей неприязнью общественного мнения к театру. В 1606 г. было обнародовано запрещение упоминать имя Божие на нечестивых подмостках сцены. Даже самая невинная клятва воспрещалась в театральной пьесе. Лицом к лицу с движением в умах, вызвавших подобный парламентский акт, у трагического поэта должно было возникнуть желание насколько возможно решительнее доказать строго нравственный характер своих произведений.