Шекспир, Жизнь и произведения
Шрифт:
Иными словами, Шекспир ясно видит теперь, что мораль цели есть единственная истинная, единственная возможная.
Его Имоджена говорит (IV, 2):
Я лгу, но ложь моя безвредна; если
Ее услышат боги, то простят.
Его Пизанио говорит в своем монологе (III, 5):
Совет плохой; тебе чтоб верным быть,
Я господину должен изменить,
и он попадает в самую точку, когда (IV, 3) характеризует самого себя следующими словами:
В обмане честен я, в измене верен.
Это значит, что он лжет и обманывает других, потому что должен это делать, но его характер не теряет своей ценности, а еще более выигрывает вследствие этого. Он ослушивается своего господина и этим самым приобретает его признательность; он обманывает также Клотена, поступая и в этом случае справедливо.
Таким образом, все благородные лица пьесы действуют наперекор традиционным предписаниям морали. Имоджена непокорна отцу,
Точно так же впоследствии она обманывает юношей в лесу, являясь перед ними мужчиной и под вымышленным именем - лживо и, однако, с высшей истиной называя себя Fidele, верная. Точно так же честный Белларий похищает у короля обоих сыновей, уводя их с собою, но этим спасает их для него и для отечества; кроме того, для их же блага дает им ложные объяснения в течение всего этого времени, как их воспитывает. Точно так же добрый врач, угадывая злой умысел королевы, обманывает ее и, дав ей сонное питье вместо требуемого ею яда, делает безопасной ее попытку умертвить Имоджену. Точно так же Гвидерий поступает справедливо, как убийца-самоуправец, когда в ответ на оскорбления Клотена, не задумываясь, закалывает его и отрубает ему голову. Этим, сам того не зная, он избавляет Имоджену от попытки зверского идиота овладеть ею.
Таким образом, все достойные личности совершают здесь обманы, насилия, лгут, мало того, всю жизнь проводят в искусно поддерживаемой неправде, нисколько не делаясь от этого хуже. Пороки бросают в них лишь брызги, не пятная их, если даже сами они и страдают от того, что вынуждены стать в фальшивое положение к истине и справедливости, и чувствуют себя неуверенными порой.
Чисто личные впечатления, без всякого сомнения, вызвали впервые перемену в строе чувств Шекспира и вновь открыли его очам светлые стороны жизни. Но существенно и решительно подняла его дух над ненавистью и презрением к людям та идея, которая здесь косвенно высказывается: один и тот же поступок не есть одно и то же, когда он совершается разными личностями. Если даже, например, взор наш встречает всюду, куда бы он ни устремлялся, неправду и притворство, то это не значит, без дальнейших рассуждений, что все человечество испорчено. Ни притворство, ни всякий другой способ действий, запрещаемый моральным законом, не находятся под безусловным запретом. Конечно, большинство тех, кто говорит неправду или действует противозаконно, представляет собой гадких подлецов; но даже лучший, даже благородный человек может постоянно преступать моральный закон и все-таки оставаться добрым и благородным. Моральный самопроизвол, иначе говоря, собственная мораль, собственные цели, собственная ответственность, - вот единственная действительная нравственность. Единственные истинные и обязательные законы исходят от автономного законодательства, и унижает человека нарушение только этих законов.
Эта точка зрения делает взор менее мрачным. Эта точка зрения делает мир более светлым. Для поэта уже не является больше душевной потребностью завершать все конфликты аккордами судного дня, заключать все странствования по житейскому морю общим кораблекрушением, приводить все драмы жизни к общему уничтожению, к кончине мира, или пропитывать трагедию жизни не смолкающей ни на минуту насмешкой и общим проклятием человечеству.
В нем чувствуется теперь кротость, сопутствующая усталости. Ему не хочется больше смотреть в глаза суровой действительности жизни; он находит себе развлечение в мечтах. И он мечтает о возмездии, об истреблении наихудших людей (королева умирает, Клотена закалывают), мечтает о том, чтобы милость шла впереди правосудия в вопросе о наказании или прощении некоторых вредных животных, носящих человеческий образ (Иахимо), мечтает о возможности сохранить таким путем небольшую группу редких существ, не теряющих нашей симпатии ни вследствие ошибок, совершенных ими под влиянием страсти, ни вследствие неправды и насилия, которые они позволили себе ради самозащиты. Стоит еще жить на свете, пока есть в нем такие женщины, как Имоджена, и такие мужчины, как ее братья. Правда, она - идеал, а они - сказочные образы. Но поэзия требует их существования как своего условия.
Вот та плодотворная дымка настроения, то обильное результатами движение мысли, из которого создалась эта пьеса.
У Шекспира вновь явилось мужество дать нечто иное и нечто большее, чем поэтические отрывки или драмы, производящие, подобно последней из его цельных пьес, сильное, но не богатое воздействие. Он хочет развернуть перед нами крупную, пеструю, обширную панораму.
Действие "Цимбелина" происходит только видимо, как и действие "Лира", в древнюю языческую эпоху Англии. Здесь вовсе нет попытки представить картину какого-нибудь определенного исторического периода. Во
Между тем как король здесь человек незначительный, королева - хитрая и честолюбивая женщина, сумевшая всецело завладеть им, поочередно пуская в ход то лесть, то упорство. Она сама говорит (I, 1)
Поссорившись со мною, всякий раз
Он щедро искупает примиренье.
Иначе сказать, она знает, что сценой примирения ей всегда удастся достигнуть того или другого. Ее цель - сделать Имоджену женой своего сына от первого брака, Клотена, для того чтобы он мог войти на престол после короля, и это ее намерение становится первоначальной причиной всех несчастий, которые сыплются на голову юной героини. Ибо Имоджена любит бедного, но возбуждающего всеобщий энтузиазм рыцаря Постума и ни под каким видом не хочет отказаться от своего избранника. Поэтому пьеса и открывается ссылкою Постума.
Прибавленные собственной фантазией Шекспира действующие лица и события придают пьесе перспективу вследствие того, что второстепенное действие идет в параллель с главным действием, подобно тому, как несчастье Глостера, причиненное его злым сыном, является параллелью для несчастья Лира, причиненного его отвратительными дочерьми. Лет за двадцать до начала пьесы один из придворных Цимбелина, полководец Белларий, был оклеветан и без всякой вины со своей стороны впал в немилость у короля, осудившего его на изгнание в такой же безрассудной вспышке гнева, в какой теперь он изгоняет Постума. Из мести Белларий увел с собой обоих сыновей Цимбелина и поселился с ними в глухом лесу, где они растут в той уверенности, что он их родной отец. К ним является несчастная, только что избавившаяся от попытки умертвить ее Имоджена в костюме пажа, и ее братья, которые не знают ее, и которых она не знает, принимают ее с величайшей сердечностью и нежностью. Один из них, Гвидерий, убивает Клотена, издевающегося над ним и вызывающего его на поединок. Когда римское войско высаживается на берег, оба юноши идут на войну и вместе с Белларием и Постумом спасают королевство и престол для своего отца.
Основное противоположение, выражающееся в их судьбе, как и в государственных делах Цимбелина, в отношении Имоджены к Постуму и отношении слуги Пизанио к ним обоим, - это, по верному и остроумному замечанию Гервинуса, то самое, которое заключается в противоположении двух английских слов true и false, так как true означает одновременно правдивый и верный, понятия, в пьесе привходящие одно в другое, между тем как false имеет двойное значение вероломный и лживый.
Почва при дворе зыбкая и опасная. С одной стороны глупый, вспыльчивый, постоянно вводимый в заблуждение король, с другой - отравительница-королева и сын ее, Клотен, один из оригинальнейших образов Шекспира, истинно гениальное творение, не имеющее себе равных в длинном ряде созданных поэтом грубых и неуклюжих малых. В своей дурацкой неповоротливости и незамаскированной злобе он представляет противовес лицемерию и тонкой хитрости матери; он унаследовал от нее одну лишь негодность.
Чтобы иметь возможность произвести эффектное на сцене смешение двух действующих лиц, Шекспир дал ему совершенно такую же фигуру, как и красавцу Постуму, так что только голова его должна выражать неизмеримое различие между ними - идея не очень художественная. Зато Шекспир превосходно изобразил в нем урода и болвана, каким он должен быть, заставив его выкрикивать слова с ворчливым заиканием. С глубоким юмором и тонким наблюдением действительности наделил он его самыми высокими представлениями о собственном достоинстве и не дал в нем место ни малейшему сомнению в своих правах. Нет пределов его тщеславию, его грубости, его зверству. Если бы слова имели свойство бить, его речь постоянно разбивала бы что-нибудь в заветной святыне других людей. Кроме оскорбительных слов, у него самые гнусные намерения; он хочет совершить насилие над Имодженой в Милфорде и затем пинками погнать ее домой и т. д. К счастью, его глупость делает его менее опасным, и с тонким искусством сумел Шекспир с начала до конца извлечь из него одни лишь комические воздействия, вследствие чего впечатление, им производимое, лишено острого и мучительного чувства. Мы наслаждаемся им, как Калибаном, которого он предвозвещает, и который пытался овладеть Мирандой совершенно таким же образом, как Клотен Имодженой. В некотором смысле можно даже назвать Калибана дальнейшим развитием его характера до степени типа и символа.