Шекспир. Биография
Шрифт:
Это непростая для восприятия пьеса. Шекспир в свойственной ему манере соединил в ней несколько разнородных элементов: народная сказка соседствует здесь с реалистической комедией, басня — с фарсом. Стих зачастую усложнен, причудливый синтаксис и ритм мешают понять смысл. Елена, например, сетует на судьбу рожденных в бедности:
… жаль, что нам, низкорожденным, Позволено не больше, чем желать. О, если бы, облекшись в плоть и кровь, Помчались пожеланья вслед за другом, Чтобы ему открыть мечты, которым Не сбыться никогда! [363]363
Акт I,
Стихи эти, требующие от читателя или зрителя внимания и значительных усилий, во многом схожи с поэзией Джона Донна, современника Шекспира. Возможно даже, что в какой- то период усложненный слог был в моде и Шекспир владел им не хуже, чем любой другой формой. Эта сложная, но в то же время и скудная на эмоции пьеса — неудачное упражнение в комедийном жанре. Чтобы объяснить эту неудачу, нет нужды выдумывать некий кризис в творчестве или личной жизни Шекспира, как поступают некоторые биографы. Темная мысль залетает в темную долину, которая при тщательном изучении оказывается бесплодным и скучным местом. Вот и все.
ГЛАВА 78
Двадцать четвертого июля 1605 года Шекспир вложил четыреста сорок фунтов в десятины или, как указано в официальном документе, «половину всех десятин зерна, выращенного в городах, деревнях и полях Старого Стратфорда, Бишоптона и Уэлкомба», а также «половину всех десятин от продажи шерсти и овец и от всех мелких и частных десятин». Десятиной первоначально называлась десятая часть урожая, которую фермер или арендатор выплачивал церкви. Эта архаическая форма подати перешла в годы Реформации к стратфордским властям. Шекспир арендовал десятины у городских властей на тридцать один год. Сейчас подобное предприятие кажется очень трудным делом, но в те времена это был удобный и привычный способ получения надежного дохода. Шекспир выложил круглую сумму, он даже не сумел собрать ее сразу. Прошел год, а он все еще оставался должен около двадцати фунтов своему поставщику Ральфу Хьюбоду. Он ожидал, что вложения принесут около шестидесяти фунтов годового дохода, а это само по себе было неплохо. Были еще и дополнительные расходы. Он получал урожай со своих десятин, но за эту привилегию ему приходилось ежегодно выплачивать Корпорации Стратфорда по семнадцать фунтов. Тем не менее ему еще оставалась приличная сумма.
364
«Троил и Крессида», акт IV, сцена 1.
То, что аренду он оформил на 31 год, свидетельствует, что он собирался обеспечить семью после своей кончины. Речь шла об общественном положении, равно как и о финансовом. Как владелец десятин, он считался «мирским пастором» и имел право на погребение в алтаре стратфордской церкви; этим правом впоследствии и воспользовались. Кажется, Шекспира всегда волновал его социальный статус в родном городе. В те годы он сдал внаем восточную часть дома на Хенли-стрит пивовару по фамилии Хиккокс.
Сделку о десятинах засвидетельствовали два друга Шекспира, впоследствии упомянутые в его завещании, — Энтони Нэш из Уэлкомба и юрист Фрэнсис Коллинз. То, что мы мало знаем об этих джентльменах, верных и умелых помощниках Шекспира в его коммерческих делах, означает, насколько была закрыта от постороннего глаза жизнь Шекспира в Стратфорде. Они были частью мира, совершенно отличного от мира актеров и зрителей, но он чувствовал себя в их обществе как дома.
Он сделался состоятельным человеком, и это не осталось незамеченным: в вышедшей в том же году вымышленной биографии известного разбойника Гамалиэла Рэтси упоминалось об актерах, которые «сделались так богаты, что вознамерились стать рыцарями или, по крайней мере, влиятельными людьми и сидеть на почетных местах». Явный намек на Шекспира содержится также в других строках: «Они учатся быть бережливыми… их рука и карман не знакомы друг с другом… а когда чувствуют, что кошелек у них туго набит, а сами они устали от сцены, то покупают какое-нибудь имение или земельный участок в деревне и благодаря этому добиваются высокого положения и почета». Анонимный автор продолжает: «Я от верных людей слышал, что некоторые из тех, кто приехал в Лондон без гроша в кармане, со временем достигли исключительного богатства». Это явный выпад против Шекспира. Похоже, эту книжку сочинил человек, прекрасно осведомленный о делах драматурга; любопытно, что он нашел нужным упомянуть не только об успехе Шекспира, но и о его бережливости.
О богатом актере сказано, что он «устал от сцены». Вероятно, Шекспир действительно ушел из театра в 1603 или 1604 году. Как мы видели, долгосрочная аренда десятин приносила ему существенный годовой доход, куда больший, чем работа в театре. В таком случае представляется и вовсе сомнительным, чтобы он разъезжал по стране со «Слугами короля» весной
Времена были неспокойные; поговаривали, будто король пребывает в постоянной тревоге и смятении. В начале ноября был раскрыт заговор, названный в народе «пороховым». Его участники собирались осуществить беспримерно дерзкий замысел — взорвать короля и парламент. Конечно, в обществе усилилась подозрительность, и начались новые гонения на католиков, особенно жестокие — в Стратфорде и Уорикшире. Уроженцем Уорикшира был и Роберт Кейтсби, главный из заговорщиков. Они собирались в этом графстве, а один из них даже арендовал Клоптон-Хаус рядом со Стратфордом, чтобы быть ближе к товарищам. Пятого ноября заговор был раскрыт, и в тот же день бейлиф Стратфорда конфисковал мешок, набитый «церковным облачением, крестами, распятиями, чашами и другими атрибутами мессы». Мешок должны были доставить в Стратфорд «некоему Джорджу Баджеру». Этот человек торговал шерстяными тканями и жил рядом с Шекспирами на Хенли-стрит. Баджера Шекспир хорошо знал, и родные драматурга быстро сообщили ему о несчастье с соседом.
Парламент выпустил новый закон против католиков. Сам король, вторя венецианскому послу, провозгласил: «Мне придется запятнать руки их кровью, хоть и с сожалением и против воли…» Для семьи Шекспира в Стратфорде настали тревожные дни. На следующий год весной Сюзанну Шекспир вызвали в суд за отказ от Святого причастия на Пасху. Она значилась в списке известных католиков города вместе с Гамнетом Садлером, старым другом Шекспира и крестным отцом его сына. Должно быть, кто-то из близких объяснил Сюзанне, сколь опасно ее положение, потому что позднее возле ее имени появилась запись «дело прекращено»: видимо, она сделала вид, будто подчинилась, приняв причастие. А три года спустя брата драматурга Ричарда Шекспира привлекли к суду за какой-то точно не установленный проступок; его оштрафовали на 12 пенсов в пользу бедных; из этого следует, что его, вероятно, обвинили в «нарушении Субботы».
Ответом Шекспира на грозные события 1605 года была пьеса явно консервативного и традиционного содержания. Тема «Макбета» — ужасные последствия кровавого убийства Богом данного государя. В пьесе мы находим более или менее явные упоминания суда над заговорщиками, состоявшегося весной 1606 года. Персонажи «увиливают от ответа»: такое юридическое понятие возникло во время процесса над иезуитом Генри Гарнетом, которого приговорили к виселице. Когда леди Макдуф, ведя речь о предательстве, произносила: «Каждый, кто делает это, — изменник и должен быть повешен» [365] , зрители «Глобуса», наверное, аплодировали и издавали восторженные возгласы. В «Макбете» есть намеки и на династию Стюартов: там говорится о королях, которые будут править Англией, а заодно и Шотландией. Пьеса насквозь пропитана колдовством, а это любимая тема короля Якова; несомненно, в этом виден прямой расчет, автору хотелось привлечь внимание нового монарха. Ведьмы в «Макбете», по сути, плетут заговор против законного короля, когда намекают Макбету на его силу и величие. Следует заметить, что пьеса создавалась спустя пятнадцать лет после судебного процесса над шотландскими ведьмами, якобы строившими козни самому королю Якову. Параллель очевидна. А за год до постановки «Макбета» три пророчицы встретили короля Якова у ворот Оксфорд-колледжа и приветствовали как потомка Банко. Становится понятно, почему Шекспир, противореча источнику, решает не изображать Банко союзником Макбета в его борьбе против Дункана.
365
Акт IV, сцена 2. Пер. М. Лозинского.
Надо сказать, Шекспир, создавая «Макбета», не оглядывался на каждом шагу на короля. «Макбет» должен был понравиться всем. На сцене появляются призраки, льется кровь, совершаются магические обряды. Королевская власть и страшные тайны — разве для публики начала семнадцатого века было что-нибудь привлекательнее? Одна только сцена пира, где Макбету является дух Банко, производила сильнейшее впечатление на зрителей того времени. В пьесе возникает ощущение рока и сверхъестественного, какое скорее свойственно кельтам. Между прочим, актеры всегда отказывались произносить название трагедии и по сей день продолжают именовать ее «шотландской пьесой». Шекспиром, углубившимся в шотландские источники, словно полностью завладели незнакомые прежде фантазии: этим он был обязан своей предельной восприимчивости и способности неосознанно вживаться в иные образы.