"Шёл Майский Дождь..."
Шрифт:
– Да прям здесь и сейчас, дорогуша ты наш...!
– огорошил Максима Шульц - А вот
кого...!? Ну..., это вопрос..., это просто очень "большущая" проблема в нашей с тобой жизни. И решишь скорее всего её, ты...! Вот прямо нисколько немедля, как говорят, не отходя от кассы, покажи мне любую "тёлку", пардон...
– мадам в этом баре. Любую, на твой выбор и твой вкус. И когда она зайдёт ко мне в подсобку, минут через пять максимум, дорогой ты мой Максимус, как бы случайно, загляни туда. Дверь будет не заперта. Всё увидишь сам....
Максим не раздумывая, молча, одним только взглядом и кивком головы,
Максим видел, как Шульц подошёл к столику, за которым в окружении девушек и ребят сидела аппетитная, рыжеволосая соблазнительница. Но он не мог и не слышал, кому и что из них говорил Веня. Он увидел только, как Шульц склонился к рыжеволосой и что-то говорил ей, почти на ухо. После этого он покинул всю их компанию и пошёл к себе, скрывшись за плотными портьерами на дверях. Максим с определённым интересом наблюдал и видел собственными глазами, как развивались события дальше.
Через минут семь, восемь, рыженькая встала и направилась в туалетную комнату, которая находилась рядом с дверью, куда вошёл Шульц. Ещё минуты через четыре, пять она вышла из туалета, и как-то совсем незаметно и почти молниеносно, юркнула и скрылась за теми же портьерами, что и Шульц....
Максим для верности подождал, и пошёл к подсобке не через пять, как говорил Веня , а минут через десять. Дверь в подсобку, действительно была не заперта. Максим тихонько приоткрыл её и можно сказать, почти что "опупел", увидев следующую, потрясающую картину....
Они стояли к нему больше задом, чем передом. Вернее полубоком.... Рыжеволосая на животе полулежала на столе, но при этом одна нога её стояла на полу, а вторая, в полусогнутом положении, своей внутренней стороной, также лежала, или находилась на столе. А наш разнесчастный от своей жизни Шульц , сзади, прилипнув к ней, как банный лист до одного места, добросовестно и честно трудился, таким вот интереснейшим образом и способом, выполняя своё обещание, данное Максиму. И всё это было видно, как на экране, и видно очень хорошо, даже невооружённым глазом.
Потом, не прекращая своей, надо полагать приятной работёнки, он чуть обернулся, и с такой довольной и хитрющей, как у блудливого, мартовского кота ухмылкой на роже, почти что залихватски, подмигнул Максиму. Рыжеволосая красавица, ничего этого не видела. Она вся без остатка находилась в самом "процессе" плотно и непосредственно.
Максим, после всего, им увиденного, опять тихо и мирно сидел за своим столиком и потягивал свой коньячок. Он усиленно о чём-то соображал. Хотя, по правде сказать, сейчас, Максим и сам не мог толком понять, о чём таком он пытается сообразить, и в чём пытается разобраться. Максим к этому времени, во всём окончательно и безнадёжно запутался.... Рыжеволосая бестия, в это время, томно и мило улыбаясь, также уже находилась за своим столиком, в компании всё тех же своих верных и преданных, молодых людей.
Через некоторое время подошёл Шульц и опять, как и при их встрече, с ходу, начал сетовать. Только уже не на
– Макс, ну "шо-о-о..." за дела дорогой!? Я же тебе сказал заглянуть через пять минут, а ты через сколько заявился...? Меня не обманешь и просто так не проведёшь! Я то ведь слышал, когда ты открывал дверь. Как говорят в моей любимой Одессе: -Не дёргай дверь, она без ручки...".
– Ещё бы немного и ты опоздал и ничего бы не увидел. Тогда попробуй докажи тебе что-либо...! А я, между прочим, не слон какой-нибудь там африканский, чтобы мог их трахать до бесконечности...! Я всего лишь навсего, только простой, одесский "хомо сапиенс". Причём, к моему великому стыду и сожалению, до сих пор не знаю, как переводится это слово!
– "Послушай Веня, дорогой ты мой "хомо сапиенс", будь другом, принеси мне ещё коньяка..." - с какой-то почти торжественной обреченностью и одновременно с этим, огромной гордостью, за всё мужицкое население нашей огромной планеты, ну и естественно конечно, в особенности за Вениамина Шульца, попросил, вдруг став, очень грустным и задумчивым Максим. И совсем немного подумав, негромко, но очень твёрдо добавил...
– "Только теперь уже, тащи целую бутылку, дружище...."
= = =
Максим медленно, без особого желания, но почти точно и вполне уверенно, подходил к своему дому. До него оставалось пройти, буквально метров сто, сто двадцать.
Совсем недавно, почти, что напротив дома, в котором жил Максим, построили большой и вытянутый, напоминающий по своей конфигурации эллипс, или сильно изогнутую дугу, магазин. Сейчас, в настоящее, и, к большому сожалению, действительно "проамериканское", "прозападное" время, его бы точно и однозначно назвали бы, "Супермаркет", и непременно на английском языке. Но народ окрестил его по-своему. Этот магазин назвали просто - "Подкова". На счастье покупателям, наверное...!
Рядом с этой "Подковой", напрягая все свои лошадиные силёнки, завывая, кряхтя и похрюкивая, тщетно пытаясь выбраться из снежных заносов, буксовала белая иномарка.
Максим, наблюдая за буксующим автомобилем, почему-то стал идти ещё медленнее. А когда он оказался возле надсадно воющей машины, которую кто-то нещадно насиловал, то тоже почему-то..., остановился совсем.
Через боковое, чуть затемнённое стекло, за рулём, Максим с определённым трудом, но..., разглядел женщину.
И тут вдруг иномарка перестала завывать, боковое стекло опустилось, и из машины выглянула очаровательная, ну просто потрясающая на первый взгляд блондинка, и почти что с заклинанием в голосе, обратилась к Максиму....
– Молодой человек, дорогой товарищ военный...! Вы не могли бы нам помочь выбраться отсюда? Военные же всегда выручают гражданское население! Мы уже здесь минут тридцать, на одном месте буксуем, а толку никакого. Замерзать стали....
Теперь Максим уже хорошо видел, что рядом с блондинкой сидит ещё одна девушка. Максим почему-то непроизвольно застегнул шинель, на все имеющиеся на ней крючки и пуговицы. Собрал себя в горсть. Хмель тоже быстро улетучивался.