Шел ребятам в ту пору…
Шрифт:
— А что мне там делать?
— Ну, кино смотреть!
— Кино? Да его немцы заграбастали.
— И много их, немцев-то, в вашем Терекли?
— Полно.
Володя усмехнулся.
— Ну спасибо тебе, Соня. Вижу ваш парк. Теперь беги домой.
В парк Володя вошел не через главный вход, а в боковую калитку. Шел, не прячась, по дорожкам парка, как и положено мальчишке, который ищет свою маму, но внимательные глаза Володи схватывали все: машины, орудия, пулеметы.
Вдруг он услышал
— Хэндэ хох!
Шеманаев испуганно отшатнулся, увидев сзади офицера а по бокам двух солдат с автоматами, наведенными на него.
— Партизан? — спросил сурово офицер.
— Н-е-е-т! — Володя страдальчески вздохнул. — Я маму ищу.
— Ком! — приказал офицер.
Солдат подтолкнул Володю автоматом, и он покорно пошел за офицером. Споткнулся, вобрал голову в плечи и заревел в голос, кулаком размазывая слезы.
В штабе, куда его привели, в первой комнате молоденький солдат стучал на пишущей машинке, у окна стоял офицер заложив руки в карманы брюк. Услышав, что в комнату вошли, он мгновенно повернулся. В другой комнате за столом сидел тоже офицер, постарше. На груди его Володя заметил два ордена.
— Ты партизан? — спросил переводчик, приглашенный офицером с орденами.
— Какой партизан? Я маму потерял, — Володя испуганно посмотрел на офицера.
— Мальчик, скажи правду, кто тебя послал к нам?
Володькины губы начали кривиться.
— Я сам. Я маму ищу. Мы убегали. Нас бомбили, и я потерялся. — Он выдержал колючий взгляд офицера. — Везде ищу ее. Куда делась — не знаю. И как мне теперь быть — тоже не знаю. — Глаза Володи наполнились слезами.
Офицер с орденами откинулся на спинку стула и, пуская кольца дыма вверх, внимательно смотрел на Шеманаева. Потом обратился по-немецки к солдату. Володя понял почти все:
— На кухню. Пусть работает. Дайте поесть. Присматривайте за ним. Этим русским нельзя верить.
На кухне Шеманаев жадно накинулся на еду, хоть есть ему совсем не хотелось. В узком зеленом котелке повар подал ему густое месиво и назвал «супэ». «Вот это супэ», — подумал Володя.
Потом повар подвел его к кучке зарезанных кур и показал, как их надо ощипывать.
Володя присел на корточки.
Сухие, маленькие перья кружились возле лица, липли к носу. После второй курицы пальцы правой руки онемели, а надо было ощипать еще восемь кур. И вдруг вспомнил, что дома, прежде чем снять перья, мать клала кур в таз и ошпаривала их кипятком.
Володя вошел в кухню и обратился к повару:
— Надо кипятком их залить.
— Вас? — спросил повар.
Володя подошел к плите, взял громадный чайник. Положил в таз трех кур и
— Гут! Зер гут! — похвалил повар.
После этой работы повар нашел Володе другую. Он показал на две плетеные корзины с картошкой: почистить!
— Ого-о! Чистить мне ее не перечистить, — засмеялся Володя.
— Филь зольдат. — И повар ушел к плите, в которую были вмазаны большие котлы.
Через несколько минут к Володе присоединились два молодых солдата.
Вовка чистил картошку, не поднимая глаз, и прислушивался к их разговору. Солнце клонилось к горизонту, когда Володя бросил последнюю очищенную картошину в чан с водой.
Вытер руки и обратился к немцам:
— А где я буду спать?
— Вас?
Володя ткнул себя в грудь, сложил ладонь к ладони и склонил на них голову.
— Понимай! — сказал один из солдат. Он ушел и долго не возвращался.
— Ком! — сказал он, наконец появившись, и для большей убедительности поманил Володю рукой.
…Ночью Володя ушел в пески, в аул Кумли, к своим. Запыленный и усталый, на другой вечер он стоял перед комиссаром партизанского штаба навытяжку и докладывал о результатах разведки.
— Спасибо, партизан Шеманаев! — поблагодарил его Михаил Иванович Золотухин.
— Служу Советскому Союзу!
— А теперь мойся, ешь и иди спать к отцу.
Андрей Петрович Шеманаев жил в отдельной хатенке.
— Не пойду! — нахмурился Володька. — Я такой же боец, как и все, и нечего мне скидку делать. Буду спать вместе со всеми.
Михаил Иванович даже растерялся.
— Ну что ж, иди, боец Шеманаев, отдыхай вместе со всеми.
Спал Володя как убитый и не слышал осторожных шагов отца. После совещания в штабе Андрей Петрович тихо подошел к спящему сыну, нежно погладил его голову и, боясь разбудить, — ведь завтра рано поутру выступать на Терекли-Мектеб, — вышел из землянки. Небо было черным, звездным. Андрей Петрович присел, закурил. «Разведчик… Совсем взрослым становится… — подумал о сыне. — А давно ли со слезами просился: „Я тобой, отец!“».
Это были трагические дни эвакуации. Сформированный в Кугульте партизанский отряд уходил на восток. С ним двинется в путь и чекист Шеманаев. Но как быть с Вовкой? Он упрямо твердит: «Я с тобой, отец!» Насильно отправить в Баку? Сбежит с поезда и пойдет шататься по свету. Взять с собой? Но ведь это не воскресная прогулка…
И Андрей Петрович решил:
— Будь что будет. Собирайся.
На сборном пункте партизанского отряда Андрей Петрович подошел к командиру Филиппу Денисовичу Лелекову.