Шелест ветра перемен

Ярич Ирина

III

Собимысл бежал на лыжах, стараясь не шуметь. Коренастый, крепкий мужчина на удивление скользил тихо. Красивое его лицо раскраснелось от мороза и бега, густые русые усы белели от инея. Иногда он останавливался, сдвигал шапку на крупной голове, обнажая вспотевший большой лоб, осматривался, вглядывался внимательными серыми глазами, в которых отражались белизна снега, голубизна неба и мелькали тёмными чёрточками стволы и ветви.

Когда Собимысл добрался до соседей, Ждан был уже там. У него на коленях сидела четырёхлетняя девочка и укачивала полугодовалого котёнка, сынка Полосатки, которого подарила ей Благуша, и при этом теребила Ждана за рукав, и, картавя слова, просила, чтобы он спел колыбельную её пушистому «ребёнку». Юноша всячески отнекивался, стараясь не

обидеть такую милую девчушку и поскорее уйти. Но та его не пускала, вцепившись в рукав и подол. Ждан торопился уйти ещё и от бесцеремонно-любопытных глаз юной матери девочки, она беззастенчиво строила глазки молодому гостю, который краснел, смущался и, оттого злился. Женщина постарше гремела посудой возле печки, готовила варево, ей помогала дочка, лет семи, а другая года на два постарше, сидела на лавке, пришивала заплатки на рубашку. Рядом с ней устроился старик, он вырезал из чурки куклу. Возле него расположился подросток лет одиннадцати и рассматривал лук Ждана, на котором тот начертал разные значки и фигуры.

Хлопнула дверь, и всех обдало свежестью и холодом.

– Здор'oво соседи! – бойко бросил Собимысл, входя.

Дети вскрикнули, радуясь ещё одному гостю, и бросились к нему. Собимысл вытащил из сумы куль и подал его им.

– Вот вам лесные орешки от белки и Благуши с Ягодкой. – Затем достал небольшую берестяную кубышку, поставил её на стол. – Мирослава прислала вам поклон и мёд.

– Спаси вас боги добрые люди за помощь, – кланяясь Собимыслу и Ждану, пролепетал старик, растроганный заботой чужих людей.

– Батя, что тако долго? Я уж хотел идтить встречать, – спросил Ждан, ему наконец удалось отцепить от себя самую младшую девочку. – Иди Сладка, погрызи орешки, – подтолкнул он её к старшим детям, и подсел к старику.

– Сначала показалось – ком снега метнулся, пригляделся, беляк замер. Потом акы припустит и снова замер. Тут я разохотился. Пока одного догонял, другого заметил.

– И ты за двумя гонялся, – ухмыляясь, прошелестела молодуха, жадно рассматривая Собимысла.

– Помолчи, Желана, не встревай, – зыкнул на неё дед.

Собимысл одобрительно глянул на него, приветливо улыбнулся.

– А, се тобе Дюжен на рукавицы, – Собимысл достал из сумы сырую, недавно снятую шкурку зайца.

Старик с радостью принял подарок, глаза его увлажнились, он любил Ждана и Собысла и горевал, что его сыновья не похожи на них. Дети, с зажатыми в кулачки орехами, которые спешили запихать в рот и освободить руки, окружили деда и каждый старался дотянуться до шкуры, погладить мягкий мех.

– Где сыны, Дюжен? В лесу? – спросил Собимысл, усаживаясь отдохнуть на лавку.

– На печи, – тихо и грустно ответил старик, кивая в её сторону, оттуда доносилось слабое хранение.

– Хворают?

– Дрёма их одолела, – пояснил недовольным тоном.

– Тако, небось, ночью спать не дают, – усмехнулся Собимысл, мельком взглянул на женщин, которые горделиво подбоченились, довольные собой. Каждая из них всем своим видом будто говорила: «Вот какая я, и как хорошо со мной…», и бесстыдно пялилась и хитро улыбалась статным и красивым гостям.

Действительно невестки Дюжена были всё ещё хороши, женственные, с плавными движениями, они завораживали мужчин своими пышными формами, румяными пухленькими щёчками, их сияющие глаза смотрели откровенно и с вызовом, влажные и сочные губы приоткрытого рта манили. И неудивительно, что сыновья не могли устоять перед такими красотками, которых они однажды увидели на торгах в крупном соседнем селе. Обе девушки были сестрами. Гроздана, несмотря на свою красоту, засиделась в девках, хотя девичью невинность она потеряла давненько. В родной деревне она нравилась многих парням, но в жёны её никто брать не хотел, потому что, если молодые и неопытные не понимали, тогда им родители строго объясняли, иногда и с хлыстом в руках, что Гроздана любить одного не может, ей нравятся многие, и её не останавливал возраст или наличие семьи у мужчины, которого она облюбовала, а детей её придётся кормить и воспитывать ему, и потому не получит он родительского благословения. Женщины деревни боялись и за своих мужей, падких на подобных, и за своих детей и внуков, и за себя, зная, что Гроздана со свету сживёт своим ворчливым и скандальным характером и, что с

ней по миру пойдёшь, потому что у неё зимой снега не выпросишь. Отец и мать Грозданы не знали, куда деваться от позора и опасались за Желану, которая была на шесть лет моложе сестры, но уже стала перенимать её повадки и наклонности. Родители стали чаще выезжать на торги в другие деревни и сёла и брать с собой дочек, авось кому и сбудут их, благо на них всегда засматривались.

Дюжен и его сыновья всего этого не знали. Дюжен, к тому времени овдовевший и сильно горевавшей по своей Любаве обрадовался, что сыновья захотели жениться, а потом, если боги позволят, будут у него внуки и всё это отвлечёт его от горьких мыслей, от печальных воспоминаний. А сыновья совершено осоловели от таких смачных красоток и, опасаясь, более удачливых соперников поспешили жениться. Гроздана вышла за старшего сына Дюжена Верхогляда, а от Желаны млел младший – Тугомысл. Одинаково равнодушные как к упрекам отца, так и к ворчливости и изменам жён братья были довольны, что они у них есть и больше им ничего и не надо. Дюжен не раз пожалел, что поспешил женить сыновей, но время не воротишь. Хорошо, что у него есть такие замечательные внучки и внук. У Желаны и Тугомысла несколько лет не было детей. Дюжен, а не они так просил, так молил Макошь 8 послать им дитя, что богиня смилостивилась, и родилась малышка Сладка. Старшие её двоюродные сестры Нежа и Истома растут работящими и смышлёными на радость деду. А Ячменёк – отрада его, в нём он узнаёт себя.

8

Макошь (Мокошь) – богиня плодородия

– Дядя Собимысл, возьмите меня на охоту, – жалобно попросил мальчик.

– Возьми его, Собимыслюшка, при случае, – попросил дед.

– Коли метели не будет приедем к вам с Ягодкой, апосля на охоту пойдём, – пообещал он.

– Ура! – вдвойне обрадовался подросток.

– Нежа, – обратился Ждан к старшей девочке, – Не забидите Ягодку, пока мы будем в лесу рыскать?

– Не-е, дядя Ждан, – поспешила ответить та.

Собимысл и Ждан встали, собираясь уходить. У печки Гроздана встрепенулась, суетливо завозилась и крикнула вдогонку.

– Скоро варево поспеет, отведайте с нами.

Но она так произнесла эту фразу, что у гостей аппетит пропал. Они поблагодарили за предложенное угощение и поспешили выйти. Ослепительный свет зимнего дня ударил в глаза. Они с облегчением вдохнули свежего воздуха.

Мальчик попросил мать и деда разрешить ему проводить гостей.

– Ступай, Ячменёк, проводь их, – одобрил Дюжен. А мать равнодушно махнула рукой.

Дед хотел, чтобы внук чаще общался с гостями, у них ему есть чему поучиться, не то, что у непутёвых отца и дядьки.

Ячменек догнал Ждана и Собимысла и попросил передать Ягодке подвеску на кожаном шнурке. На деревянной подвеске искусно вырезан олень с ветвистыми рогами.

– Дед сработал? – спросил Ждан.

– Сам. Дед научил.

– Добре! Малец-то мастеровой! – похвалил его Собимысл, восхищаясь резьбой, улыбнулся и добавил, – Жди нас с Ягодкой. Пока же, – и повернулся к Ждану, – сынок нарубим лапника, – и, направляясь к елкам уже, сопровождавшему их мальчику, – Ячменёк, отнеси ветки в землянку, брось на пол, дух у вас поганый, заболеете. Когда эти подсохнут, ты насыпь новых.

Тот кивнул, готовый выполнить любой наказ Собимысла и Ждана, так как очень почитал их.

Отец и сын направились к дому разными дорожками, прокладывая лыжню по истинным и ложным тропам. Задумчивы и печальны их лица, им жаль детей, таких неухоженных, будто не родные матери, а равнодушные мачехи их растят, жаль старика, который и обстирывает себя сам, будто у него нет невесток, и заботиться о внучках и внуке, словно нет у них отцов. Только из-за детей и старика они приходят к ним.

Когда Ждан осенью впервые приблизился к их шалашу, дед невдалеке копал, время от времени ругая кого-то и потрясая кулаком в сторону густой и высокой травы. Потом оказалось, что там его сыновья тискали жён, не заботясь о крове на зиму. А уже холода подступали, а его сыновья рыли медленно и вяло. Жалея детей и деда, Ждан и Собимысл помогли выкопать им просторную землянку.