Шелест. Гимназист
Шрифт:
– Шелест, сыграем ещё, – потребовал соперник, заступая мне дорогу.
– Сегодня не твой день, Тукан, смирись, – подбрасывая на ладони серебряные монетки, произнёс я и сделал шаг в сторону.
– А дать отыграться? – вновь заступая мне путь, потребовал мальчишка.
– Уговор был на пять кругов. Это был пятый, – вновь делая попытку обойти его, покачал головой я.
– Давай шестой. На все, что у тебя на кармане.
На этот раз он сделал небольшой шаг навстречу и упёрся своим плечом в моё.
– Тукан, ты ничего не попутал? – повернув к нему лицо и глядя прямо в глаза, спросил я.
В ответ на это ватага моего соперника подалась вперёд, мои немногочисленные
И тут я ощутил, как отточенное лезвие упёрлось мне в живот. Неужели этот имбецил решил вот так радикально из мелкой гопоты перешагнуть на более высокую ступень в преступной иерархии? Я чуть склонил голову набок, изображая удивление и словно вопрошая, точно ли он готов пойти до конца.
– Тукан, ты дурак? – нейтральным тоном произнёс я.
– Это ты мне? – ощерился пацан, всё ещё не решивший, готов ли он сделать последний шаг.
Пытаться урезонить словом накручивающего себя мальчишку бесполезно. Он уже начал накачивать себя, без чего в его возрасте никак. А вот я в подобном не нуждаюсь.
Резко повернув торс влево, я предплечьем опущенной левой же руки увёл в сторону клинок и сразу нанёс удар верхним ребром ладони правой по горлу. Вот как-то плевать, что могу перебить ему трахею и отправить на тот свет. Не смотри, что у меня силёнок маловато, передо мной ведь тоже не взрослый мужик.
Тукан захрипел, выронил нож и, схватившись за горло, осел на колени, после чего завалился на бок и, скрючившись на песке, начал мелко сучить ногами. Присутствовавшие при этом мальчишки замерли, словно громом поражённые.
Я присел перед поверженным противником и начал массировать ему горло, отмечая, что ничего не сломал, и он скоро оклемается. Так оно и вышло. Пара-тройка минут, и Тукан задышал без затруднений, хотя при этом покашливал и разминал горло.
Вот и ладушки. В принципе, даже если убью, мне ничего особенного не будет. В крайнем случае моим родителям пришлось бы выплатить его родным виру. Учитывая угрозу мне ножом, она составит не более ста рублей. А может, судья и этого не потребует, ведь и мальчишки, и кто постарше прекрасно знают, что я дворянский сынок, которому вечно не сидится за стенами школы-пансиона. На дворян же вот так, на дурака, с оружием переть не рекомендуется.
– Ну как, пришёл в себя? – похлопав его по плечу, поинтересовался я.
Тот в ответ только пару раз кивнул, явно не в состоянии говорить.
– Вот и ладно. А это тебе урок на будущее.
Я ухватил его за правое запястье и тут же вывернул руку, потом упёрся коленом в локоть и резко дёрнул на себя, выгибая в обратную сторону. Сломать вообще без вариантов, силёнок не хватит, хотя я и занимаюсь спортом без дураков. Зато растяжение паразиту обеспечено. Пусть походит в бинтах, побаюкает руку, чтобы мозги на место встали. Будет знать, в кого ножичком тыкать. Ну и другим наука. Ко мне с уважением даже старшаки, чего уж говорить о мелочи. Так что жестокий урок не помешает.
Не зазорно ли мне, по факту разменявшему седьмой десяток, вязаться с ребятнёй? Должен быть умнее и вразумить подрастающего гопника словом? Увы, педагог из меня, как из свиньи балерина. Зато я знаю одно – сколько ни говори и не убеждай, через боль доходит куда лучше. В следующий раз, прежде чем взяться за нож, он трижды подумает, а стоит ли оно того. Проверено. В том числе и на себе.
– Пошли, братцы, – поднявшись, обратился я к своим товарищам.
Четверо мальчишек подались гурьбой за мной. Я с ними уже
Близко и этих не подпускал, но при случае мог рассчитывать на их поддержку и помощь. В ответ я оставлял ватаге часть заработанного мною, а ещё взялся обучать их рукопашке. Не сказать, что я в прошлом был знатным бойцом, но тут известные мне приёмы стали едва ли не откровением. Ну и сам я благодаря абсолютной памяти очень быстро усваивал новые ухватки. Отчего биты бывали не только мои сверстники, но один на один порой доставалось и старшакам.
Двенадцать лет пролетели довольно быстро, и выдались они вполне себе насыщенными. Я буквально наслаждался тем, чего в прежней своей жизни был лишён. Нормальная семья, а ни какое-то там недоразумение. Не буду описывать всего того, что творилось у меня на душе, и как из натурального волчонка я превратился в любящего сына и брата. Сам в шоке, потому как всегда полагал, что подобное просто невозможно.
Скажу одно, при мысли о близких у меня теперь тепло по сердцу разливается. Ну и такой момент, что сегодня я готов за свою семью порвать любого голыми руками, как Тузик грелку. И это при том, что по факту мы ведь не родные. Не прошли эти годы даром, что тут ещё сказать.
В отличие от героев книжек прогрессор из меня не получился. И вовсе не потому, что я плохо учился в школе. Даже в этом случае мне было, что привнести в этот мир. Всё дело в возрасте. Кто в здравом уме станет слушать мальца? Ну и такой момент, что у меня и самого-то особого желания нет.
Только тут я узнал, что значит фраза «беззаботное детство», и наслаждался этим в полной мере. Рыбалка на зорьке, пикник с семьёй, детские праздники, поездки в гости в соседние поместья, приём гостей у себя, игры с соседской ребятнёй или забавы с крепостной детворой. Да, фактически я уже разменял седьмой десяток, но тысячу раз права поговорка, которая гласит, что дети в нас не умирают никогда. Есть возможность, я и веду себя как сорванец.
Кстати, за неуёмный нрав меня систематически секут розгами, да только я не в обиде. За дело наказывают, чего уж там. Хотя, конечно, Макаренко в гробу переворачивается от подобных методов воспитания. В прошлой жизни мой обидчик непременно поплатился бы. Здесь же я безропотно принимал наказание, пусть и не всегда полагал себя виноватым. Ну вот не было во мне обиды на родителей, хоть тресни.
Опять же, как злиться, если после экзекуции матушка самолично накладывает мазь, чтобы облегчить мои страдания. Вообще-то, могла и Силу использовать. Одарённая она пятого ранга или погулять вышла? Ее лекарь, но уж базовыми-то плетениями всяко-разно владеет, а для отметин от розог этого более чем достаточно. Но нет. С одной стороны, сердце болит, с другой, понимает, что для меня это наука на будущее.
Откуда ей знать, что меня уже не переделать. Хотя-а-а-а ерунда всё это. Любой может измениться, и я яркий тому пример. Порой меня секут, а я, скрипя зубами, представляю, как сразу после этого ко мне подбегут старшие сестрёнки и станут щебетать, сочувствуя и подбадривая. Стараясь держаться солидно, подойдёт брат, покровительственно похлопает по плечу, мол, держись, воином станешь.