Шелест. Том 2
Шрифт:
– Девочка вознамерилась отомстить выжившим хранителям, если таковые имеются. В своей жажде справедливости она может зайти слишком далеко. Черт, с них нельзя спускать глаз! Возможно, тот, кто ошивается возле бухты…
– Вы должны оставить это дело, – прервал Чак.
– Простите? – Дрю Грин не верил ушам.
– Хорошо. Я расскажу, а уж вы решите: сошел ли я с ума, как и мисс Вайлет, или это что-то другое, то… которому у нас еще нет объяснения, и, скорее всего, не будет, – коп поднялся и под недоуменные взгляды нервно заходил по комнате.
– Скорее всего, вы так и решите, – бурчал он, будто разговаривая
– Ты многое слышал обо мне верно, старина? Как тебе такое заявление: я тоже видел мертвеца и разговаривал с ним. Теперь ты тоже подумаешь, что я спятил, как и та бедная девочка? Точно? Тогда решай – стоит ли тебе слушать бред сумасшедшего и потерять драгоценное время. Спроси свою интуицию, спроси у звериного чутья, которым обладаешь – хочешь ли ты соваться во все это? Ведь эта дорога ведет в один конец. Но я прошу тебя, не стоит… не стоит губить свою жизнь. Назад пути не будет, это как… клеймо! Именно так! Клеймо, которое не отмыть и не выжечь огнем, клеймо… которое, как привязанный к шее камень, потянет на дно самых жутких твоих ночных кошмаров. Клеймо… которое медленно, но верно станет сводить тебя с ума.
– Постой, Чак. Не стоит делать скоропалительных заявлений. Тебе нужно успокоиться.
– О, я спокоен, как никогда, потому что большего уже не остается. Это всего лишь вопрос веры, уважаемые джентльмены. Но от того, верите вы в это или нет – ничего не изменится. Можно отрицать очевидное с маниакальным упорством, требуя доказательств, документов и подтвержденных фактов, вердиктов ученых со степенями и священников. Но, повторюсь, факт останется фактом при любом раскладе. Как сказал великий Коперник, когда его высмеяли публично, требуя отречься от своего заявления: и все же она вертится!
Вы не поверите в то, что расскажу, я убежден на сто процентов. Сам бы никогда не поверил, и все же… это существует. Мы не были знакомы с вами лично, мистер Грин, скорее заочно, но вы прекрасно осведомлены о роде моей деятельности и блестяще выполненных мною заданий, поэтому вы, конечно же, можете быть уверены, что я просто устал или заболел, а может, спятил. Когда каждый день сталкиваешься с насилием, людской озлобленностью и деградацией в мозгу перемыкает, и ты уже не можешь относиться к миру, как остальные люди.
Видя, как мать топит ребенка в ванне с горячей водой за то, что он перекинул еду на только что вымытый пол; как отец в пьяном угаре убивает сына из дробовика, уверенный на сто процентов, что поступил правильно с этим чертовым выродком; как брат толкает в пропасть брата ради забавы – ты становишься другим, твое мировоззрение меняется. Вы знаете это не хуже меня.
Нас будут судить особым судом, не как других, потому что наши сердца очерствели, а вид растерзанной плоти больше не вызывает жуткого отвращения и ужаса, скорее профессиональный интерес и жажду расследования. И это плохо, очень плохо.
Я никогда не был примерным католиком и ярым сторонником веры, но это не значит, что меня минует сия чаша и я смогу оставаться в стороне, как бы мне этого не хотелось. Да, впервые в жизни я не желал бы продолжения своей истории, которая, несомненно, подходит к концу. Знаете, кто не боится смерти: лишь глупцы и святые – я же не отношусь ни к тем, ни к другим. Мне придется отвечать
– Чак, похоже, вам действительно нужен отдых. Мы не хотели вас беспокоить, – Барти поднялся, озабоченно всматриваясь в знакомое, но теперь такое чужое лицо. Что могло случиться с этим человеком, офицером полиции на которого все равнялись? Что так изменило его?
– Ты прав, мальчик, – Бенкс остановился возле окна, пристально всматриваясь вдаль. – У вас еще есть шанс оставить все, как есть. Вы можете уйти прямо сейчас или остаться навсегда. – Последние слова он прошептал так тихо, что они еле расслышали.
Напарники переглянулись. Барти, молча, указал глазами на дверь, но Дрю упрямо сжал губы. Он никогда не останавливался на полпути, всегда доводил дело до конца и он, мать твою, все равно докопается до правды.
– Я слушаю, – грубо бросил он в тощую спину. – Отличная прелюдия, Чак, но она слишком затянулась, поэтому переходи к делу. Рассказывай, что знаешь.
Фигура возле окна на миг замерла. Бенкс вздохнул и развернулся.
– Ваш выбор, – он прошел назад и опустился в кресло напротив, прожигая их насквозь, и от этого взгляда стало не по себе. Руки сжаты в кулаки и слегка подрагивают. Чак отчаянно старался унять дрожь, но у него не выходило.
– Джек Харисон, несомненно, обладал определенными способностями – психокинетическими способностями. Люди с таким даром рождаются раз в сто-двести лет, это знали хранители, поэтому сделали все, чтобы заполучить его в свой «клуб по интересам». Но мальчик был весьма своенравным и независимым. Когда у него погиб старший брат, ему было всего лет пять, он замкнулся в себе и отказывался встречаться даже со своими друзьями.
Я был переведен в Файерлейк из Портленда, вы знаете о деле «оранжевый объектив» – как его окрестили репортеры. Так вот, Джек сразу привлек мое внимание и не только как незаурядная личность. Его магнетизм притягивал, а безумное обаяние и глаза, в которых безграничная тоска и мудрость, будто он не подросток вовсе, а глубокий, умудренный опытом старик.
Я стал пристально наблюдать за ним, а кто-то начал наблюдать за мной, давая недвусмысленные намеки, чтобы я оставил дело. Но я не был бы Чаком Бенксом, если бы все бросил. Скоро у меня были сведения, кто создал и руководил тайной организацией, оккупировавшей город. Знал идеологию и их далеко идущие цели. Знал, что таких структур в штатах несколько, и все они связаны между собой. Не хватало всего минимум информации, чтобы закончить с этим городом и вывести «хранителей» на чистую воду.
Члены секты уверены, что защищают землю от прихода падшего ангела, и эти разломы, врата, коридоры, черные дыры, называйте, как хотите, связь между этим и тем миром. Один Бог ведает, какие черные мессы совершались в монастыре, я не исключаю жертвоприношения, но когда в городе начал орудовать маньяк я понял, ситуация выходит из-под контроля, и один из хранителей возомнил себя черным мессией, карателем.
Джек Харисон всегда находился рядом, когда происходила трагедия, его будто тянуло магнитом. Он будто знал, где произойдет очередное убийство, но когда я увидел его спустя некоторое время… Это был другой человек, словно его копия – не он. Бурлящая злость, ярость, ненависть пугали, а глаза… Таких глаз не может быть у человека, не может.