Шелестят паруса кораблей
Шрифт:
Василий Михайлович подсчитал, что весь путь от Кронштадта до Петропавловска «Камчатка» прошла за восемь месяцев и восемь дней.
— Глазам своим не верю! Такое огромное судно в такое раннее время! И ко всему вы, мой дорогой, глубокоуважаемый Василий Михайлович! — это были первые слова Калмыкова, старого знакомого Головнина, с которыми он поднялся на борт «Камчатки».
— Позвольте прежде всего поздравить вас с благополучным прибытием от имени начальника области, капитана первого ранга господина Рикорда, — сказал Калмыков
Офицер взял из рук сопровождавшего его солдата внушительный сверток. Рикорд знал по опыту, как надоедают сухари и консервы за долгие месяцы морского похода.
— Так, значит, капитан Рикорд — верховная власть на Камчатке?
— Да, уже несколько месяцев.
— И все довольны?
Калмыков замялся.
— Не все? — улыбнулся Головнин. — Представляю себе!
— Еще не все поняли Петра Ивановича...
— Ах, вот как! Оказался загадкой. Это Петр Иванович! — Головнин рассмеялся, что случалось с ним не так часто.— Он один здесь?
— Никак нет! Супруга... Людмила Ивановна...
— Понравилась?
— Все покорены. Воистину такая дама еще никогда не ступала на землю Камчатки.
— Ну, ладно. Насчет погоды... Видимо, нам повезло.
— Да, мы ждали вас позже. Господин Рикорд рассчитывал на июнь, а то и июль.
— Поблагодарите Петра Ивановича. Кстати, как насчет салюта?
Калмыков стал как будто на голову выше:
— Не извольте беспокоиться. Получите выстрел за выстрел...
Пришел черед удивляться Головнину.
— Разве пушки не лежат по-прежнему в сараях?
И действительно салют удался на славу. А через час Головнин и Рикорд обнялись как старые друзья.
— Сейчас, конечно, ко мне, Василий Михайлович? Людмила ждет.
— Рад бы, Петр Иванович, но у нас на шлюпе беда. Ветер спал, а наши, должно быть на радостях, прозевали, канат не подтянули, и трос от якорного буя попал между рулем и штевнем. Вытащить его пока не удалось. Трос новый, крепкий. В случае ветра исковеркает рулевые петли, а то и весь руль. Прошли два океана, и вдруг авария...
— Я понимаю, — согласился Рикорд. — Но утром жду.
Пока было тихо. Но камчатская тишина... Она знакома Василию Михайловичу.
— Кому-то придется рискнуть, — сказал капитан.
— Позвольте мне, ваше высокоблагородие! — вышел вперед матрос первой статьи Никита Константинов.
Матроса опустили в ледяную воду, к короткому тонкому тросу он привязал двадцать пять пудов балласта. Погружаясь, балласт потянул застрявший трос, и дело было сделано.
Продрогшего смельчака Головнин велел напоить коньяком и уложить в постель под присмотр штаб-лекаря Новицкого.
Наутро Константинов был в полном порядке и шутил, что за такую порцию согласен нырнуть еще раз.
Обычно русские суда приходят в Петропавловск с запада. «Камчатка» пришла с востока. В Петропавловске было воскресенье, на «Камчатке»
Визит офицеров к Рикорду по календарю Головнина приходился на воскресенье. Но по дороге разобрались, что воскресенье уже прошло и, следовательно, у начальника края день присутственный.
Начали с извинений.
— Прошу вас, господа, — приветствовала нараспев, по-украински Людмила Ивановна. — Ваш приход сам по себе праздник. Петр Иванович так рад, так рад... Сегодня я не отпущу вас. Вы столько должны рассказать нам.
— А вы еще больше! Чуть ли не год мы ничего не знаем, что творится на свете.
— Новости у нас пятимесячной давности. Правда, генерал-губернатор Иркутска обещал, что почта теперь будет ходить быстрее. Колесных дорог здесь нет.
— Зато колеса мы вам привезли, уважаемая Людмила Ивановна. Настоящая губернаторская коляска!
— Первые колеса на этой земле! Местные ведь никогда не видели колеса.
— Было бы колесо, а дорога будет, — заметил Литке.— Для одной коляски! Да я тогда на нее никогда не сяду.
— Как вам здесь живется? — начал расспрашивать Г оловнин. — Трудно?
— Только не для Людмилы Ивановны, — вмешался Калмыков. — Она у нас особенная.
— Не знаю, что бы я делал без просвещенной помощи Людмилы Ивановны, — заявил молчавший до сих пор средних лет штаб-лекарь Любарский. — Здесь половина населения больна, и Людмила Ивановна готова помогать всем.
— Вот и вы туда же... — покачала головой госпожа Рикорд. — Я здесь одна европейская женщина, и я должна помочь этим несчастным людям. — И она обратилась к морякам: — Не знаю, как благодарить вас за фортепьяно! Как вы добры ко мне!.. Фортепьяно на Камчатке!
— Вы, Василий Михайлович, были здесь несколько лет назад, — повернулся к Головнину Калмыков, — вам будет особенно интересно посмотреть и сравнить. Теперь у нас есть больница и врачи. Сухим путем мы получили лекарства, инструменты и материалы. Да вы еще подвезли. Врача Любарского знают и ценят. Больных в Петропавловск везут за сотни верст. А Людмила Ивановна мечтает изменить природу. Полюбопытствуйте, какую она здесь соорудила оранжерею. Она уверена, что со временем удастся вывести семена овощей и злаков, пригодных для здешнего климата.
— Главное, — сказал Головнин, — и Людмила Ивановна и Петр Иванович сумели вдохнуть веру в успех. Честь и хвала им обоим!
— Совсем захвалили, — улыбнулась Людмила Ивановна и посмотрела на мужа. — Вот я за него боюсь. Бьется нередко как рыба об лед. А сочувствия...
— Сочувствия! — загорелся Матюшкин. — Да на вас надо молиться!
— Эх, юноша! — с горечью сказал Рикорд. — А знаете ли вы, зачем многие дельцы и чиновники едут на Дальний Восток? За наживой. А откуда может быть нажива? Ударишь одного, другого по рукам — жди запросов из Охотска, потом из Иркутска и даже из Петербурга.