Шелк и тайны
Шрифт:
— В отеле «Бьянка», — прохрипел он, — мне сказали, что ты уже заняла номер, и я поспешил к тебе. Я уже собирался было постучать, как из комнаты вышел один из твоих любовников, причем весьма довольный. Граф д'Оксер. Ты его помнишь или это было мимолетное увлечение?
У Джулиет перехватило дыхание, она потупилась, но ничего не ответила. Шальной луч раннего солнца насмешливо сверкнул на золотой цепочке, обвивавшей ее шею.
Молчание Джулиет только раззадорило Росса. Он никогда не говорил о том, что видел на Мальте, но теперь молчать не собирался.
— Мне никогда не приходило
Она покачала склоненной головой, длинные волосы упали ей на лицо. Однако она не сделала ни малейшей попытки защититься.
Росс встал с кровати и подошел к окну, закрытому ставнями, пропускавшими воздух и свет. Глядя через крошечные щели на пустынный двор, он резко спросил:
— Тебе нечего сказать в свое оправдание? Ты ведь наверняка можешь найтись: или отречься от всего, или, наоборот, похвастаться. Скажи что-нибудь, черт тебя побери! Всего пара слов, и ты убедишь меня, что я ошибся дверью.
— Я не могу отрицать этого. То, о чем ты думаешь… действительно свершилось тогда ночью, — еле слышно произнесла Джулиет. — Ты вправе презирать меня, но если ты приехал за мной из Англии, почему ты не попытался увидеться, хотя бы ради того, чтобы сказать все, что ты обо мне думаешь?
Росс отпрянул от окна и, всем телом прижавшись к грубой стене, впился ногтями в штукатурку, тщетно пытаясь совладать с собой. Ответ на ее вопрос был самым темным местом в его собственном мироощущении. Ему было стыдно. Но он все равно ответил, ибо хотел, чтобы Джулиет поняла, что она натворила.
— Я ушел потому, что боялся. Боялся, что убью тебя, если увижу!
Долго-долго тишину нарушало лишь прерывистое дыхание Джулиет. И наконец она слабым голосом произнесла:
— Вот почему я пыталась держаться от тебя подальше с самого Серевана. Я боялась, что если мы снова станем близки, все преграды, из-за которых мы не могли бы быть вместе, будут сметены. Так оно и случилось.
Она сползла с постели и, опустившись на колени, подняла скомканную рубашку. Держа ее перед собой, она слепо подбирала один за другим предметы одежды.
Издалека уже доносились призывы муэдзинов, с минаретов приглашавших правоверных на утреннюю молитву. Света в комнате уже хватало, чтобы что-либо рассмотреть, хотя все вокруг по-прежнему казалось лишенным цвета и формы.
Росс отрешенно размышлял, как человек в одну секунду может лишиться радости: «Джулиет права: близость разрушила все преграды. Я годами успешно подавлял свой гнев, даже в течение всех этих трудных недель, когда был вынужден постоянно находиться в обществе своей неверной жены. Но то, что мы стали любовниками, неким таинственным образом ослабило мой самоконтроль, и теперь, вырвавшись на волю, мой гнев стал неуправляем».
Росс усиленно пытался понять, что же все-таки случилось, и тут до него дошло, что Джулиет безмолвно плачет. Слезы ручьями текли у нее по лицу, а она на ощупь собирала разбросанные вещи. И печаль ее была тем более губительна, что Джулиет переживала
Боль в душе Росса не стихла, однако природа ее изменилась, равно как и его гнев. Он беззвучно выругался, чувствуя, что любимая ускользает от него. Вот так же она вскоре уйдет из его памяти. Сама мысль об этом показалась ему невыносимой. В какой-то краткий, ужасный миг он хотел ранить жену, заставить ее страдать так, как перестрадал сам. И все же, добившись этого, он ранил не столько ее, сколько самого себя, ибо вид страданий любимой терзал его. Пусть даже гнев его она заслужила.
— Джулиет, прости, что я выплеснул на тебя все это, — мученически выдавил он. — Зря я так с тобой обошелся.
— И ты прости меня, прости за все! Я сошла с ума, подумав, что прошлое можно перешагнуть. Ты помнишь Омара Хайяма? — Джулиет поглядела на него полными слез глазами. — «Длинный палец пишет и, написав, двигается дальше. И все твое благочестие и ум не смогут уничтожит ни полстроки. И всеми своими слезами ты не смоешь ни слова из написанного». — Она закрыла глаза, лицо ее исказилось от муки. — Прошлой ночью я хотела одарить тебя единственным, что у меня есть, а вместо этого непростительно причинила боль, и уже не в первый раз.
Он быстро пересек комнату и опустился рядом с ней на колени. Рана, которую он прижигал ей раскаленной сталью, теперь превратилась в бледный, почти зарубцевавшийся шрам у нее на предплечье. Шрам словно напомнил Россу, что нигде в мире нет никого похожего на Джулиет, и именно эту ее уникальность он и любил. Осторожно подбирая слова, он произнес:
— Не могу сказать, что прошлое не имеет значения, потому что это не так. Имеет, и еще какое! Но все это уже в прошлом, а мы продолжаем жить.
— Прошлое живо и сейчас, ибо мы те, какими сделали нас наши поступки. Эта ночь была ошибкой. Мы открыли ящик Пандоры и вряд ли сможем теперь получать удовольствие, не причиняя друг другу боли. — Виноватая и покаянная, Джулиет не могла смотреть Россу прямо в глаза. В том, что он последовал за ней через все Средиземное море, добрался до Мальты в ту роковую ночь, было что-то фатальное. Появись он на несколько часов раньше, она встретила бы его с распростертыми объятиями, брак их сохранился бы и, возможно, стал еще крепче. Но к тому времени, когда он добрался до отеля «Бьянка», было уже слишком поздно.
Росс взял ее за подбородок и повернул к себе.
— Нет! Прошлая ночь не была ошибкой! Ты права: грешно тратить попусту то малое время, что нам отпущено. — Слабо скривив губы в улыбке, он процитировал стихи другого персидского поэта:
— «Получим наивысшее удовольствие от того, что мы можем получить, прежде чем рассыплемся в прах». Не отталкивай меня снова, Джулиет. Ты очень мне нужна.
Невозможно было не откликнуться на мольбу, особенно когда она сама так отчаянно в нем нуждалась. Джулиет потянулась к мужу и поцеловала его крепким, восторженным поцелуем. Одним рывком Росс притянул ее к себе. Оба они стояли на коленях друг перед другом, и лишь сорочка в ее руке разделяла супругов. Но Россу это не мешало: он ласкал обнаженную спину и ягодицы Джулиет, гладил и возбуждал везде, где только доставали его пальцы.