Шелковая вендетта
Шрифт:
Письмо к Чарльзу, скорее всего, носило такой же характер. На следующий же день он отправился в Лондон и зашел в гостиницу, но к этому времени они, конечно, уже уехали.
– Этот маленький эпизод можно считать законченным, – прокомментировал это известие Филипп.
Филипп собрался в Лондон, и я поехала вместе с ним. Бабушка немного взгрустнула, провожая меня, но радость от моего счастливого замужества заслоняла ей все, и она получала неизменное удовольствие, наблюдая за нашими отношениями.
Лондонский дом на этот раз показался мне другим. До этого я считала его чужим
Элегантная георгианская архитектура показалась менее неприступной; почти обнаженные нимфы, поддерживающие вазоны по обе стороны от дверей, радушно улыбались, приветствуя миссис Сэланжер. Мне казалось, что я никогда не привыкну к имени Сэланжер.
Дворецкий был почти добродушен. Действительно я различила некое уважение в том, как шуршали бомбазиновые юбки миссис Кэмден, или мне это только показалось?
– Добрый вечер, мадам. – Как сильно отличалось это «мадам» от простого «мисс» во время моего последнего посещения, когда я была не то, чтобы прислугой, но и не настоящей леди – так, неудачница.
Теперь все переменилось. Золотое кольцо у меня на пальце гордо провозглашало меня Сэланжер.
– Добрый вечер, Эванс. Добрый вечер, миссис Кэмден, – сказал Филипп. – Мы пройдем в свои комнаты. Пошлите туда, пожалуйста, горячей воды. Нам нужно смыть с себя дорожную пыль. – Он взял меня за руку. – Пойдем, дорогая. Если ты хоть в чем-то похожа на меня, то должна умирать от голода.
Я ощущала свой новообретенный статус в каждой мелочи. Когда увижусь с бабушкой, обязательно расскажу ей об этом. Мы здорово посмеемся, когда я изображу ей, как миссис Кэмден подчинялась моим указаниям – очень любезно, однако не без некоторых колебаний.
Мне очень нравилось жить в Лондоне с Филиппом. Он воспринимал жизнь с таким живым интересом, так горячо рассказывал о своих делах, что мне не нужно было притворяться, что я увлечена разговором. Он обещал свозить меня на фабрику в Спитэлфилдс.
– Как это замечательно, – сказал он, – иметь жену, которая разделяет твои интересы.
Я поклялась себе, что буду учиться. Мне хотелось сделать приятное Филиппу, и я очень радовалась, что прошла бабушкину школу.
Моя радость была бы совсем полной, если бы не присутствие в доме Чарльза. Он все еще вздыхал по Маддалене и, казалось, считал, что мы нарочно не стали выяснять, куда она уехала. Письмо, предназначавшееся ему, определенно не содержало ничего нового: там были те же изъявления благодарности, что и в письме к леди Сэланжер, – обычная дань условностям. Таким образом, он знал о ее теперешнем местонахождении не больше нашего. Единственное, что ему было известно, это то, что ее последнее письмо написано из этой гостиницы. Филипп говорил мне, что Чарльз наведывался туда еще несколько раз, но так и не сумел получить никакой информации относительно ее итальянского адреса.
Иногда я ловила на себе его испытующий взгляд... и было в его глазах нечто, чего я не могла для себя
Поэтому я была рада, когда в доме остановились Джулия с графиней. Джулия после небольшой передышки снова пустилась на поиски мужа.
Мы с графиней все больше сближались. Она сказала, что восхищается моей бабушкой, которая сумела найти свою нишу, не утратив при этом достоинства; а теперь вот и ее внучка вышла замуж за члена семьи Сэланжеров. Графиня радовалась такой счастливой развязке.
Они с Джулией активно участвовали в светской жизни. Наряды Джулии были постоянным предметом обсуждения. Часто графиня обращалась за советом ко мне.
– У тебя есть чутье в этих вопросах, – говорила она.
Она все больше мне нравилась. Однажды утром, когда Джулия еще лежала в постели – после исполнения светских обязанностей она всегда подолгу спала – мы с графиней разговорились. Она призналась мне, что считает свою работу несерьёзной и с большим удовольствием занялась бы чем-нибудь действительно стоящим. Она с восхищением вспомнила бабушку:
– Какая портниха! Ни одна придворная портниха не идет с ней в сравнение. Как бы мне хотелось заняться делом, которое мне по душе.
– Каким, например? – поинтересовалась я.
– Что-нибудь связанное с одеждой. Хорошо бы иметь свой магазин... дорогой одежды. Я бы сделала его самым знаменитым в городе.
Потом я часто вспоминала эту утреннюю беседу.
Но в тот период большую часть своего времени я посвящала Филиппу. Он дал мне почитать книгу о романтических истоках шелкоткацкого производства. Я с интересом узнала о царице Хуанхэ, жившей за три тысячи лет до Рождества Христова, которая первая начала разводить шелкопрядов и убедила императора в том, что из этих коконов можно делать одежду. Искусство шелкопрядения было известно с глубокой древности. Однако на Западе знания об этом ремесле появились только в шестом веке нашей эры благодаря двум персидским монахам.
Филипп с энтузиазмом рассказывал о начальной стадии процесса – о том, как важно выбрать нужный сорт шелковицы для разведения шелкопрядов. Он ужасно сожалел, что климат не позволяет эффективно разводить ее в наших краях и что нам приходится импортировать сырье.
Он свозил меня на фабрику, и я увидела, как происходит весь процесс создания ткани. Я видела большие бобины, которые называются мотовилом, и видела, как работают люди. Я наблюдала за тем, как из мотков сбегаются и переплетаются в ткань шелковые нити, и Филипп был очень доволен моим растущим интересом к его любимому делу.
Он свозил меня и в магазин. Едва ли его можно, было назвать магазином в прямом смысле слова. Своими скромно занавешенными окнами он, скорее, напоминал какую-то контору. Управляла всем некая мисс Дэллоувэй, известная среди сотрудников как Мадам. Эта женщина была сама элегантность. В магазине я увидела выставленные на продажу платья, сделанные бабушкой. Это было приятно – все равно что встретить старых друзей, только здесь они смотрелись куда представительнее, чем в мастерской нa Эммелине, леди Инглбай и герцогине де Мэл-фи.