Шеломянь

Аксеничев Олег

Рюрик Ростиславич без конца грыз ногти, не говоря ни слова, только сверля Ольстина Олексича небольшими темными глазками. Его брат, князь Давыд Смоленский, повернулся спиной к происходившему действу, пытаясь разглядеть свое отражение в полированной бронзе старинного щита, висевшего на стене между узких стрельчатых окон. В двух шагах от глухой стены, где, казалось, не было пути вездесущим сквознякам, стояло кресло с высокой спинкой, покрытой с внешней стороны искусной раскрашенной резьбой. В нем сидел, наклонившись корпусом вперед, великий князь киевский Святослав. Побелевшие костяшки пальцев

говорили о том, с какой силой он вцепился в подлокотники, а драгоценные камни на унизывавших пальцы перстнях метали яростные молнии по всей гриднице.

– Подведем итог. – Голос Святослава Киевского был тих и надтреснут. – Кончак вырвался из ловушки практически без потерь. Нам досталось несколько десятков трупов и обломки одной из осадных машин. Колдун, которого ты, боярин, так расхваливал, сгинул без следа, наверное, сбежал при первых звуках битвы. Верить в историю, рассказанную тобой, как он погиб от собственного чародейства, уж извини, не могу и не хочу. Как же оценить случившееся? Понадеявшись на твое слово, мы упустили своего злейшего врага. Ты понимаешь это, боярин?

– Кроме того, – заговорил князь Рюрик, – теперь у Кончака появились личные причины желать погибели Киеву. Это уже не просто долг чести, это стремление отомстить, что куда серьезнее!

– Кончак мечтает отомстить, – подтвердил Святослав. – И нам стало известно, что ему будут помогать. Нашлись люди, видевшие, как половецкое войско выводили в безопасное Посемье северские проводники. Не хотелось бы в это верить, но ходят слухи, что сам Игорь Святославич предложил поддержку Кончаку. Мой двоюродный брат! – с горечью сказал Святослав.

Князя Давыда этот разговор, казалось, вовсе не занимал. Ухоженными полированными ногтями он выискивал с помощью служившего ему зеркалом щита седые волосы в бороде и усах, безжалостно избавляясь от свидетельств того, что и совершенная мужская красота поддается времени.

Боярин Ольстин Олексич рискнул защищаться:

– Великий князь, позволь сказать! Можно ведь и иначе оценить случившееся на Хороле. Да, Кончак смог уйти почти без потерь, но не всегда победа оценивается количеством убитых врагов или захваченных трофеев. Вспомни, зачем половцы выступили в поход в такое неурочное время! Шли мстить стольному Киеву, разрушить его церкви, разграбить дома, убить или угнать в иноземное рабство его жителей. Угроза была очень серьезна, и твоим воинам удалось избавить столицу от этой напасти. Половецкое войско загнано в Посемье, где действительно находится в безопасности, так как недоступно для наших дружин. Но так же точно и земли Киевского княжества недоступны сейчас для половецкого нашествия. Деревенские мужики получили возможность без страха выйти весной на пахоту и надежду собрать осенью урожай; купцы уверены, что путь в Царьград не будет перерезан у порогов половецкими лучниками, домогающимися дани. Ты победил у Хорола, великий князь, и только досада на незавершенность успеха заставляет тебя так критически относиться к произошедшему.

– Кончак заключил союз с Игорем Святославичем, – повторил Святослав. – И я уже не могу доверять не только Новгороду-Северскому, но и Чернигову! Ярослав Черниговский отсиделся за стенами детинца, когда надо было идти

в поход на половцев. Долгая жизнь научила меня, что воин сначала находит предлог уклониться от битвы, а затем – знаешь что, боярин?..

Боярин отрицательно покачал головой.

– Затем следует предательство! – продолжил князь киевский. – И я не боюсь обидеть своего брата, князя Ярослава, таким словом, он сам оскорбил себя подобным поведением.

– И все-таки я готов защищать своего господина! – ответил Ольстин Олексич. – Готов потому, что знаю точно, что сближение половцев с северцами не устраивает Чернигов не меньше, чем Киев.

– Ой ли? – недоверчиво спросил Рюрик Ростиславич.

– Да, и я готов доказать это! – упрямо повторил черниговец.

Давыд Ростиславич с некоторым неудовольствием рассматривал свои ладони, пытаясь подушечками пальцев разгладить появившиеся на них морщинки. Мелодичным голосом, вызывавшим томление не у одной молодицы Смоленска, он сказал:

– Попытайся. В конце концов, это все, что тебе остается.

Ольстин Олексич постарался собраться с мыслями, отгоняя растерянность, возникшую как от неожиданной реплики, так и от достаточно явной угрозы, высказанной князем.

– Со мной приехал человек, – сказал он. – Он знает больше, чем известно в Киеве, и весть эта может показаться вам еще опаснее. Но кистень, бьющий по щиту, способен проломить его, а может, отлетев, тюкнуть хозяина в висок. Угрозу можно обернуть на своих врагов, и чем они сильнее, тем хуже им будет.

– Человек? – спросил Святослав. – Ну что ж, зови этого человека!

Ольстин Олексич попятился к дверям, словно опасаясь удара ножом в спину. В низкий дверной проем вошел, пригнувшись при входе, завернувшийся в плащ мужчина. Рюрик Ростиславич сразу заметил, что сзади плащ приподнимают ножны меча, и насторожился, отчего охрана при входе не забрала оружие.

Человек откинул плащ от лица, и недоумение разрешилось.

– Здрав будь, брат, – не скрывая удивления, сказал Рюрик. В то время на Руси не было принято среди князей называть друг друга по титулу – только условное признание родства.

Рюрик назвал пришедшего по имени, но мне не хотелось бы повторять его вслед. Человек пришел предавать, и пусть имя предателя как можно дольше останется неназванным.

Древние египтяне считали, что без имени человек лишен загробного существования, и я верю им.

– Привет вам, братья! – ответил безымянный гость.

– Говори, – сказал Святослав, вглядываясь в лицо этого человека.

– Игорь Святославич и Кончак стали союзниками…

– Мы знаем это, – вмешался Рюрик.

– И этот союз будет скреплен вскоре браком их детей.

Предатель с удовлетворением разглядел, как изменились лица князей при этом известии. Во многом ради этого мига он и решился переступить через доверие, которым его облек князь Игорь.

– Где доказательства? – Голос Святослава сел еще больше, и князь хрипел, словно задыхаясь.

– Тайно готовится свадебное посольство, – сообщил предатель. – И я приглашен войти в его состав.

– Игорь Святославич в любви к половцам превзошел самого Олега Гориславича, – заметил Рюрик и осекся, поймав гневный взгляд Святослава Киевского.