Шеломянь

Аксеничев Олег

– Скажи лучше, чтобы носильщика не искать!

Лисья мордочка кикиморы растянулась в ехидной улыбке, остренький красный язычок скользнул по тонким губам.

– Чего ж его искать, – степенно заметил Храпуня. – Он же долю потребует. Короче, к полуночи мы и пошли. Заступ взяли, чтобы сподручней было землю рыхлить…

– Какой заступ? – с подозрением спросил Кий.

– Чего уж тут, – затараторил домовой. – Жалко стало, что ли? Все равно он у тебя ржавел.

– И ручка гнилая была, – пожаловалась кикимора.

– А ножичек сапожный вам не был нужен? – с интересом спросил Кий.

– Ножичек?

Какой? Этот?.. Уже нет, не нужен, благодарствуем!..

– А может…

– Ладно вам, – прервал княжич этот разговор, грозивший затянуться до вечера. – Что было дальше, Хозяин? Признаться, меня заинтересовала твоя история.

– Среди немногих свойств, которые примиряют меня с человечеством, на одно из первых мест ставлю интерес к истории, – неожиданно философски заметил домовой. – А еще – страсть к хмельному, без чего о многом слушать невозможно, ибо противно… А история моя подходит к самому интересному. Копали мы, значит, полночи, так что я, признаться, подумал, что папоротник меня морочит. Но клад был на месте, но только пользы от него нам было на курий чих.

– Домовому не нужно золото? – не поверил кузнец.

– Знамо дело, нужно. Только вот с кладом промашка вышла, увы.

– Промашка – мало сказано, – заметила кикимора. – Дурость вышла, сладкий ты мой.

– Молчи, женщина, – нежно ответил Храпуня. – Поленом пришибу!.. Да… А раскопали мы в ту ночь могилу. Никак не пойму только, отчего так схоронили человека; никогда не слышал о подобном погребальном обычае. Сами представьте, просмоленный сруб, чтоб влага, значит, не взяла, и в нем скелет да книги со свитками. И все это брошено как попало, словно при похоронах торопились, как на пожаре. И еще одна странность. Да… Переплеты нескольких книг были погрызены крысами, и откусанные куски кожи валялись там же, неподалеку. А нет ни крысиных костей, ни следов норы. Вот ведь как.

– Все как попало брошено, говоришь? – переспросил княжич. – А погребальный сруб в полном порядке?..

– Ну да.

– Возможно, я знаю, чем это объяснить. Нужно только одно допущение. Представьте, что погребенный оказался в срубе еще живым!

Кикимора шумно сплюнула, и кузнец заметил, что ее слюна зашипела на холодном полу, словно соприкоснувшись с раскаленной поверхностью.

– Какая гадость, – сказала она. – Я так и знала, что дело нечисто.

– Знала она… Знал зад, что на ежа сел. Но там действительно было плохо. Сам-то я не пугливый, а все-таки чувствовал, словно смотрит кто в спину, хоть и некому было…

– Душа заживо погребенного не может покинуть место захоронения, ее ты и чувствовал.

– Души нет, – ответственно заверил Храпуня. – Сказки все.

– Домовые – тоже сказки, – заметил кузнец. – Для самых маленьких.

– Но-но! Банника-то видел хоть раз? Вот он маленький, а я – просто невысокий!.. А души нет, есть другое, но вам, людям, все равно не понять. Вы думаете мозгами, а надо как раз ей… душой, как вы называете… Да. И взгляд там, в могиле, точно был, ничего я не путаю. Короче, книжки мы, конечно, забрали, дорогого это стоит, говорят, хотя кому мы их продавать понесем – не в монастырь же?

Владимир и кузнец расхохотались, представив появление домового с кикиморой в келье игумена. Храпуня понял их иначе.

– Почто смеетесь? Или считаете, что

продать бы не смог? Да я с базаром познакомился, когда еще ваших прадедов на свете не было!

– Не сердись, Хозяин, – отсмеялся княжич. – Отца Леонтия представили, как он вас встречает! Преизрядное бы зрелище вышло!

Храпуня мигнул и расхохотался следом.

– И правда, – сказал он, подавив смех. – Знавал я одного чернеца в Чернигове. Он меня из княжеского терема изгнать пытался, подобно какому-то бесу. Вот умора-то была, я всю дорогу на Путивль хохотал!.. – Храпуня посерьезнел. – Но продавать книжки я не решился. Там многое для меня непонятно, но некоторые названия разобрать получилось.

– Не забудь, у кого получилось-то! – заворчала кикимора.

– Вот баба, – с восхищением вздохнул домовой. – У нее-то и получилось, правду говоря. Верно, схоронили в той могилке знатного колдуна и вместе с ним его имущество. Плохие там были названия, и не стоит их даже произносить лишний раз, а уж читать-то сами книги!..

– Не их ли принес мне? – решил уточнить княжич Владимир.

– Их, конечно! Что домовому плохо, человеку не навредит. Одно чувствую. Прочтешь их – поймешь, что происходит. Заодно и нам расскажешь при случае. Или кузнец передаст, если дела помешают самому в гости зайти.

– Я готов. Несите эти рукописи, попробую разобраться.

– Как же нести, красавчик? Нам даже прикоснуться к ним вредно, так много зла хранится на их листах. Сам иди, во дворе они, на повозке.

Владимир переглянулся с кузнецом и вышел из кузницы.

День уже отодвигал утро, солнце катилось вверх по хрустальной небесной сфере, сбрасывая по пути жаркие одежды, падавшие на землю и согревавшие ее нежным весенним теплом. Небольшая степная лошадка, привязанная к кусту у забора, прикрыла глаза веками от яркого света и тянулась губами к первым листикам, покрывшим куст зеленым пухом.

Лошадка была впряжена в волокушу, где под грубой серой рогожкой угадывались очертания книжных кодексов и футляров со свитками. Даже на первый взгляд там лежало не меньше полусотни предметов, что в XII веке было настоящим богатством. Не обмануло народное предание, подарок домового оказался воистину щедрым.

Княжич откинул ткань и провел ладонью по рассохшимся кожаным переплетам, на которых еще были видны следы узоров, нанесенных давно умершим оформителем. Потускневшие серебряные застежки продолжали удерживать книжные блоки от попыток самостоятельно раскрыться, бесстыдно обнажив сокровенное. Прогревшаяся на солнце кожа переплетов ласкала ладонь княжича, напоминая прикосновение к живому прирученному зверю.

– Подарок, достойный басилевса, – внезапно охрипшим голосом сказал Владимир Ярославич. – Золото можно оценить. Это – нет. Это дар, которому нет цены.

– Цена есть всему, – ответил домовой, продолжавший прятаться в кузнице. Он говорил через небольшую щелку, оставленную едва приоткрытой дверью, поэтому его голос звучал не в пример глуше, чем в самой кузнице. – От книг идет зло, и тебе придется перебороть его, если, конечно, решишься разобрать наследство древнего колдуна.

– Он решится, мой хороший, – ответила за княжича кикимора. – Не забывай: там, в душе, не до конца заделанная дырка! Вот он и заткнет ее тем, что возьмет из книг…